«Он, он, царь император», – кольнуло Гришатку.
Бросился он к вошедшему человеку.
– Государь, – завопил, – берегись, государь!
Прижался мальчик к Пугачеву, словно собой заслонить собрался.
– Стреляй, государь, стреляй! – тычет Гришатка рукой на колодника. – Он из Оренбурга. Рейнсдорпом он послан.
Однако Пугачев не торопится.
– Откуда ты, дитятко?
– Стреляй, государь!
– Зачем же стрелять, – улыбается Пугачев. – Соколов это. Хлопуша по прозвищу. Повинился во всем Хлопуша. Не поднял руку на государя. Милость мою заслужил.
– Жизни не пожалею, – гаркнул колодник.
Опешил Гришатка, моргает глазами.
– Вот так-то, – произнес Пугачев. – А ты-то откуда такой?
– Из Оренбурга он, государь, – ответил вместо Гришатки Хлопуша.
– Да ну?! Ты что же, бежал?
– Бежал, – признался Гришатка.
Покосился он еще раз на Хлопушу и рассказал Пугачеву, как было.
– В бочке? Ну и дела! Хоть мал, а хитрец, вижу. А чего это у тебя волосы на голове прожжены?
Поведал Гришатка, как Рейнсдорп выбивал о его голову трубку.
– Ах, злодей! – воскликнул Пугачев. – Ну я до него доберусь. А как звать тебя, молодец?
– Соколов я, Гришатка.
– Соколов? – переспросил Пугачев. Повернулся к Хлопуше: – И ты Соколов.
– Так точно, ваше величество, – гаркнул колодник. – Соколов Афанасий.
– Ну и дела, – усмехнулся Пугачев. – Выходит, и Сокол ко мне прилетел, выходит, и Соколенок.