Фортуна спустилась в каюту и осмотрелась. Здесь были удобные кресла и мягкие сиденья, прикрепленные к стенам; пол покрывал пушистый ковер, а в небольшой нише стоял неизменный столик с напитками и хрустальными бокалами.
Фортуна сбросила плащ — он был слишком тяжел. Когда маркиз вошел в каюту, он на мгновение засмотрелся на фигурку в черном одеянии, которое резко контрастировало с чудными белыми волосами Фортуны, ниспадавшими до самой талии.
Мгновение она смотрела на него, а потом, словно ребенок, ищущий защиты, бросилась к нему, обвила его шею руками, спрятав лицо у него на груди.
— Неужели все это происходит наяву! — прошептала она. — Я… с вами. Мы едем назад… в Англию, и я… спасена.
— Да, спасены, — ответил маркиз. — Расскажите мне, как вы могли совершить такую глупость и сесть в карету. Вы знали, кто хочет с вами поговорить?
— Да, я поступила глупо, теперь я это понимаю, — тихо ответила Фортуна, не поднимая головы. — Лакей сказал, что герцог Экрингтон хочет поговорить со мной о деле, которое принесет выгоду вам.
— Мне? — изумленно повторил маркиз.
— Не надо было мне ему верить, — сказала Фортуна, — но я подумала, может, и вправду он решил вернуть те земли, которые по праву принадлежат вам.
Яхта покачнулась — очевидно, они вышли в открытое море.
— Давайте лучше сядем, — предложил маркиз, — а то можем оказаться на полу.
Они уселись на удобные стулья, прикрепленные к полу и стоявшие у маленького стола, на котором тут же был сервирован завтрак.
— Не знаю, как вы, — заявил маркиз, — а я ужасно голоден.
— Я тоже ужасно хочу есть, — ответила Фортуна.
— Вас, наверное, в этом святом месте держали впроголодь, — сказал маркиз.
— Три дня я была больна, — ответила Фортуна, — а когда поправилась, поняла, что пища там отвратительная.
— Теперь вы должны наверстать упущенное, — сказал маркиз, — а заодно поведать мне, что же все-таки произошло.
Фортуна рассказала, как в карете ее насильно опоили снотворным.
— После этого я ничего не помню, — продолжала она. — Все было темно, пока я не проснулась в маленькой комнате, похожей на тюремную камеру. Мне было очень плохо, и рядом с кроватью сидела монашка, которая все повторяла: «Pauvre petite; ma pauvre petite»[13], и я поняла, что попала во Францию.
— Они хорошо обращались с вами? — спросил маркиз.
— Да, насколько хорошо могут обращаться в монастыре — ответила Фортуна. — Когда я немного поправилась, меня отвели к настоятельнице. Она сказала мне, что это мой опекун привез меня в монастырь и что я буду жить здесь и должна буду принять постриг.
«Если вы говорите о герцоге Экрингтоне, — сказала я, — то он мне вовсе не опекун, и потому не имеет права распоряжаться моей судьбой».