В это утро, думая о том, что приближается Рождество, и задаваясь вопросом, что же подарить Лукреции, Адальбер вызвал такси и отправился в Челси. Он ехал раньше, чем обычно, собираясь сопровождать своего идола по магазинам. Лукреция любила делать покупки по утрам, и Адальбер решил, что посещение роскошных магазинов наведет его самого на удачную мысль.
Сегодня он чувствовал себя особенно счастливым: неустранимый Уишбоун уехал накануне в Париж, куда его призвали срочные дела. Впереди три или четыре дня, а может быть, и ночи, когда он будет наслаждаться радостями уединения… Серое небо и туман не омрачали радужных перспектив, которые рисовал себе Адальбер по дороге… Это Рождество может стать самым счастливым в его жизни! Если только Лукреция согласится и примет обручальное кольцо, которое он собирался ей подарить…
Хотя надо сказать, что египтолог все же не окончательно утратил разум и тихонько посмеивался над собой: «Ты ведешь себя как школьник, старина! Совершаешь одну глупость за другой. Но как же это приятно!»
И Адальбер даже что-то замурлыкал от удовольствия.
И вот он в Челси. И уже не на седьмом небе, а на земле. Перелет свершился в одно мгновение.
Целая толпа народу стояла перед изящным домом, который когда-то принадлежал художнику Данте Габриелю Росетти. Люди толпились возле привратника, словно это был митинг и тот собирался произнести речь. В толпе мелькали журналисты, а у дома стояла… полиция.
Сердце в груди Адальбера остановилось, его охватила паника: с богиней что-то случилось! Что?! Он выскочил из такси и побежал к привратнику.
— Что происходит, Хабарт?
— Полиция, сэр. Вы можете себе это представить? Полиция в доме! И не просто полиция, а старший суперинтендант Уоррен собственной персоной!
Адальбер не стал слушать дальнейшей болтовни, ринулся в дом, через три ступеньки взбежал вверх по лестнице, вихрем ворвался в желтую гостиную, приготовившись к самому худшему, раз был потревожен главный полицейский Лондона. Он бы, конечно, врезался в диван, не поймай его на лету Уоррен, который поставил гостя на ноги со своей обычной флегматичностью. Уоррен всегда был флегматиком, исключая те случаи, когда впадал в ярость. С Адальбером они были старыми знакомыми.
— А-а, Видаль-Пеликорн! Вы пришли как нельзя кстати. Я как раз собирался вас разыскивать.
Сохранившаяся у Адальбера малая толика хладнокровия помогла ему выговорить:
— Добрый день, Уоррен. Похоже, несчастный случай. Неужели…
Он не решился произнести слово, которое нисколько не смутило полицейского.
— Убийство? С чего вы взяли?