Вся первая полоса и приличная площадь остальных касались «его» умышленного убийства, и угол, под которым подавался материал, был точно таким, как он и предполагал. «УБИЙСТВО ПОЛИЦЕЙСКОГО НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ», — кричал самый крупный из двух заголовков, в то время как немного меньший пытался выглядеть более ярко: «МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА-ПОЛИЦЕЙСКИЙ УБИТА… Задушена, изнасилована, к тому же ее пытали».
Бекстрём чертыхнулся вполголоса, сунул газеты под мышку, взял поднос и принялся заполнять его едой.
Нельзя расследовать преступление такого рода на голодный желудок. Руководствуясь этими соображениями, он положил приличную порцию яичницы, бекона и колбасы себе на тарелку.
— Ты видел вечерние газеты, Бекстрём? — спросил Левин, когда тот опустился на стул перед столом, где сидели остальные. — Интересно, как чувствуют себя родственники девушки, когда читают их.
«Да у тебя, приятель, проблемы с головой», — подумал Бекстрём, который уже быстро перелистывал прессу левой рукой, в то время как правой с неменьшей скоростью отправлял в рот яичницу и колбасу.
— Это ведь просто-напросто… чертовщина какая-то, — согласился с Левиным Торен, не позволявший себе обыкновенно крепких выражений.
«Еще один», — Бекстрём хмыкнул между двумя закладками еды и продолжил читать.
— Почему политики ничего с ними не делают, — поддержал друга Кнутссон. — Подобное надо запретить в законодательном порядке. Это столь же серьезное посягательство на личность, как… да… как то, которому подверглась жертва.
«Да-а, подумать только. Почему бы политикам не сделать это? Запретить газетам писать массу всякого дерьма», — размышлял Бекстрём в то время, как ел и параллельно читал.
Так продолжалось целых пять минут, пока Бекстрём молча не набил утробу, покончив одновременно с газетами и завтраком. И единственным, кто не сказал ни слова за все время, был Рогерссон. Впрочем, он редко вел себя иначе с утра.
«По крайней мере один, у кого голова на плечах и язык не как помело», — подумал Бекстрём, в то время как первый представитель третьей власти подошел, представился и поинтересовался, может ли он задать несколько вопросов. Тогда коллега Рогерссон открыл рот.
— Нет, — сказал он, и вкупе с выражением его глаз ответ явно был исчерпывающим, поскольку тот, кто его задал, сразу же удалился восвояси.
«Рогерссон хорош, — оценил Бекстрём. — Ему даже не понадобилось рычать и показывать зубы, в чем он, кстати, тоже знает толк».
— Есть другое дело, которое больше беспокоит меня, — сказал Бекстрём. — Но к нему мы вернемся, только оставшись одни.