В конце концов Олссон сделал безоговорочный вывод, что именно знание местных условий и контингента сыграло решающую роль в поимке преступника. И это следовало учесть на будущее и серьезно подумать над тем, как можно было бы усилить ресурсы региональных полицейских властей в связи с расследованием особо тяжких насильственных преступлений и таким образом заложить основу для некой новой организации.
Когда Олссон закончил выступление, Ларс Мартин Юханссон подошел и поблагодарил его. Не только от себя лично, но и от всех других.
— Никогда большинству из нас не приходилось выслушивать такое количество ахинеи от одного-единственного коллеги за столь короткое время, — констатировал Юханссон с присущей ему прямотой. Он также попросил Олссона, если тому понадобится какая-то помощь с подобной ерундой в будущем, больше не беспокоить Юханссона и его сотрудников.
В пятницу двадцать восьмого мая кандидат философии Лиза Маттей представляла свою докторскую диссертацию на кафедре практической философии Стокгольмского университета. Ее сочинение носило название «В память о жертве?», и знак вопрос в конце был именно тем, о чем, собственно, шла речь. О тайных посланиях, скрытых в описаниях средствами массовой информации так называемых сексуальных убийств женщин, которые диссертант выбрала, чтобы проанализировать их с точки зрения гендерной концепции.
О классической семиологической связи между выражением и его содержанием и о той странной ситуации, когда за последние пятьдесят лет имена почти двухсот женщин стали нарицательной «составляющей» сексуальных убийств, оборвавших их жизнь. Начиная с убийства Биргитты, убийства Герды, убийства Керстин и убийства Уллы, если называть четыре известных всей стране страшных преступления пятидесятилетней давности, и кончая последними, имевшими место в новом тысячелетии: убийством Кайсы, убийством Петры, убийством Йенни… убийством Линды.
О том, что убитые, в сущности, превратились из женщин во плоти в медийные символы, согласно принятой семиологической терминологии.
Символами чего же они являлись? Что объединяло их более, чем способ, которым их убили и который детально описывали в массмедиа а потом, наконец, предали относительному забвению в истории шведской криминалистики? Конечно же все упиралось не только в половую принадлежность. Хотя имена мужчин ведь никогда не использовались в качестве «составляющих» для обозначения убийства конкретного лица, причем совершенно независимо от мотива, сексуального или какого-то другого. Для такой чести явно недостаточно было родиться просто человеком, а нужно было быть именно женщиной, причем не всякой, а определенного возраста. Самой юной из них между тем было только пять, когда ее изнасиловали и задушили, но, за исключением дюжины проституток, ни одна из них не была старше сорока. Мотив преступника и способ его действия также не давали исчерпывающего объяснения. Количество женщин, которых убили за то же самое время по причине наличия у преступника сексуального мотива (или если то, что он сотворил со своей жертвой, указывало именно на такую движущую мотивацию), составляло около пятисот за тот же период.