При ее словах я вздрогнул, потому что испытывал симпатию к евреям, которых давили, словно они находились под ладонью подлого тирана.
— Цезарю лучше поскорее прислать замену, — сказал я. — Народ долго не выдержит этот грабеж. Флор и правда не лучше бандита.
Тут я вновь вздохнул, размышляя, до какого упадка дошел Рим, если он, чьим законам когда-то завидовал мир, доверил такому преступнику, как Флор, управлять целой провинцией. И я даже дошел до того, что сказал, что временами испытываю стыд за то, что зовусь римлянином. Услышав от меня эти слова, Мариамна обняла меня и ее глаза заблестели странным блеском, причину чего я не мог понять.
— Скажи это еще раз, — попросила она. — Скажи еще раз, что ты стыдишься их, Луций.
— Когда римляне ведут себя как варвары и нарушают собственные законы, я стыжусь, что я тоже римлянин.
— Через некоторое время мы сможем слегка облегчить ношу этого стыда, — заметила Мариамна.
Я был несколько озадачен и стал пылко просить Мариамну объяснить, что она имеет в виду. Она ничего не ответила на мои вопросы, сказав, что дала клятву хранить молчание, но что когда я достигну совершеннолетия, смысл того, что она сказала, станет мне ясен.
— Сказать больше я не могу, — объявила она. — Скоро ты узнаешь правду. Твои слова были мне приятны. Теперь я знаю, что ты не презираешь мой народ.
— Как я могу их презирать! — воскликнул я. — Я ел ваш хлеб, и я родился под вашим небом. Кроме того существует еще и Ревекка.
— Да, — подтвердила Мариамна, — есть Ревекка.
Из-за драпировок она посмотрела во внутренний двор, находящийся внизу.
— Скоро она будет здесь, — произнесла она. — О мой Луций, ты ловишь птичку, которую нелегко поймать.
Я преисполнился страдания и стал умолять ее сказать мне правду. Правда ли, что девушка смеется надо мной, как она смеялась над многими другими, изображая любовь, которую она на самом деле не испытывала? Ведь Ревекка была большой мастерицей в этом искусстве, известном каждой красавице, предлагая, казалось бы, наслаждение и все же отказывая в нем, внешне уступая и все же твердо сопротивляясь, будучи мягкой и жестокой, пылкой и холодной, нежной и резкой в одно и то же время. Короче, она была кокеткой, и хотя ей было всего семнадцать лет, знала все трюки, которыми пользуются женщины, чтобы в цепях вести мужчин по каменистой дороге любви. Но Мариамна, хотя и была мудрой женщиной, не могла предложить мне ничего утешительного, говоря о Ревекке.
— На твоем пути будет много препятствий, ведь дочери первосвященника очень трудно выйти замуж за нееврея. Но перед ее приходом пусть одна из девушек отведет тебя в ванную комнату и сделает тебе массаж, а я дам тебе чистую одежду, потому что не годится вести любовные разговоры в разорванной туник и с кровью на руках.