— Обещал проводить, иди теперь. Осторожно, тут камень. Не влезь в шиповник. Ты, Горчик, совсем дурак, ну, чего ты с этими босяками, тебе поступать надо через год, ну, не в институт, куда тебе в вуз, ты ж весь учебный прогулял, но в техникум пошел бы, а? Жалко, если пропадешь, Сережа, сейчас еще время такое — бандиты кругом, стреляют. А ты бы получил диплом, механик там, к примеру, или вот лаборант на биостанции, а еще можно в туристический, фирму свою откроешь, будешь по горам всяких девочек таскать, на яйлу, на Карадаг. Прикинь, даже ты можешь стать человеком, и всем нос утрешь.
— Угу. Даже я…
— Не обижайся. Ты ж знаешь, я просто вслух говорю, что другие думают. А еще хуже думают, разве не так? Слу-ушай, я вот что придумала! А давай мы с тобой с этого дня друг другу только правду будем говорить? Ну не обязательно постоянно трепать языком, как я сейчас, но если я спрошу, ты мне правду. И ты если спросишь, я, конечно, тоже. Чтоб будто обмен. Хочешь так?
— Та не знаю.
— Пришли. Тихо. Вдруг Вива не спит.
Она отпустила его руку и повернулась, глядя в хмурое лицо разгоревшимися глазами. Из кухонного окна падал мягкий свет — Вива не гасила его, чтоб Инге было удобнее совать ключ в замок.
— Мне это важно. Очень-очень. А то я получаюсь все время одна, совсем. Понимаешь?
Он пожал плечами. Подумал и отрицательно качнул головой.
— Не. Не понимаю. Но если хочешь, давай. Попробуем.
— Детка? — послышался из окна встревоженный голос Вивы, — ты там? Это ты?
— Ба, все хорошо.
Инга покачала ладонью, прощаясь, и открыла калитку. Мелькнула в квадрате света темная лохматая голова, синяя рубашка. Хлопнула дверь, щелкнул изнутри замок. Горчик ждал, покачиваясь на подошвах и держа руки в карманах. В кухне невнятно заговорили. Он вытянул шею, прислушиваясь. Но тут вспомнил, как стояли под теткиным окном. И Инга смотрела, а лицо ее сминалось, тяжелея и темнея на глазах, будто кто мнет его жесткой рукой. Так бывает, когда слишком много видишь? Или — слышишь…
Он отвернулся и канул в темноту, неслышно ступая по каменной тропке.
Перед самым рассветом на море приходила тишина, зеркальная, такая спокойная, что всякий раз, стоя на площадке между серыми валунами, набросанными вперемешку с темной круглой зеленью спящих невысоких можжевельников, Петр утишал дыхание, боясь, что оно разнесется над гладкой водой. И обещал себе, глядя вокруг расширенными жадными глазами, непременно каждый день буду вставать до света, чтоб еще и еще раз увидеть, как еле заметно на неподвижных деревьях и спинах камней появляется тонкий металлический отблеск, слегка золотистый, тяжелеет, наливаясь силой изнутри, будто сами камни разгораются тайным светом.