— Моя честная Ини… Вот уж скажешь, так скажешь. Не хуже бабки твоей.
Зоя засмеялась, вытирая слезы на щеках так, как это делала сама Инга, кулаками. И та стояла напротив, смотрела, мучаясь, что вот нужно бы обнять самой, прижаться, а дурацкий характер, не умеет она… Надо хоть сказать.
— Ты мам, поезжай. И если он не разведется, гони его. Наплюй. Ты красивая, ты живи там. Хорошо живи.
— Ты моя добрая девочка. Вот и секретики, да? Вот и поговорили, о женском.
Зоя раскрыла сумку, выкопав платок, вытерла нос и глаза. Доставая кошелек, пошуршала бумажками, соображая.
— А знаешь. Я хотела тебе из Питера прислать, но давай лучше сейчас прям пойдем, на променад. Мало ли, вдруг я к твоему выпускному не соберусь. А надо, чтоб ты красивая.
— Мам, там же дорого все. Летние цены. Ну, хочешь, дай, я потом в Симферополь поеду, в универмаг. Получится в два раза почти дешевле.
Зоя решительно подняла подбородок, хватая дочкину руку.
— Пока ты соберешься, цены еще вырастут. Да и денежки потратятся. Пойдем. Главное, на Мишку не наткнуться, пока он там помидоры и яблоки выбирает.
Инга засмеялась, сбегая за матерью по тропинке.
Два часа они провели в полутемных магазинчиках набережной, два прекрасных женских часа. Зоя перебирала летние платьица, прикладывала их к дочкиной майке, откидывала, вспоминая, что главное — будущий выпускной, и смеясь, тащила ее к вешалкам с кружевными лифчиками и трусиками. Болтала, рассказывая, что носят нынче в столицах, и что она Зоя, одобряет, а что ей ужасно не нравится. И как же хорошо тут на югах, можно всю зиму пробегать в осенних ботиночках, «а там, Ини, иногда такой морозище, хоть валенки натягивай, и не до красоты уже»…
И наконец, покачав на руке пухлый пакет, в котором лежали картонки с колготками, коробочки с трусиками, и глянцевая упаковка с тем самым депилятором, изрисованная турецкими надписями, остановилась перед обувными полками. Сказала задумчиво:
— Вива, конечно, права. Насчет туфелек. К тому платью они нужны. Особенные. А тут. Ини, ты слушаешь?
Инга подошла, отворачиваясь от светлого входа. Там, подпирая косяк и сунув руки в карманы, стоял Горчик, внимательно смотрел на Зою, таким взглядом, что Инге стало неловко за материно щебетание и за ее молодость. Взгляд парня прошелся по длинным ногам, распахнутой рубашке, помедлил на груди с тонкой золотой цепочкой и вернулся снова, к бедрам, обтянутым белыми шортами.
— Нужны бы светленькие, и легкие, но с каблучком.
— Тут нету таких, мам. Пойдем, а?
Зоя отвлеклась от полок, посмотрела на Горчика.
— Что, молодой человек, нравимся вам?