— Гулли! — вскричала она, — Боже мой! Твое лицо!
Фонд не сводил глаз с Джозефа. Тот делал молящие жесты, отчаянно размахивал руками, предлагая войти вовнутрь астероида, потом вдруг исчез. Только тогда Фойл повернулся к Джизбелле.
— Что? Что ты сказала?
Через прозрачный шлем скафандра она отчетливо видела его лицо. По мере того, как утихала ярость, татуировка бледнела и, наконец, пропала.
— Твое лицо, Гулли. Я знаю, что случилось с твоим лицом.
— О чем ты?
— Тебе хотелось иметь при себе контролера, Гулли. Так ты его получил. Твое лицо. Оно… — Джизбелла истерически засмеялась. — Теперь тебе придется обязательно научиться самоконтролю, Гулли. Ты больше никогда не сможешь дать волю эмоциям… чувствам… потому что…
Фойл смотрел мимо нее и внезапно с диким криком сорвался с места. Он резко остановился перед открытым люком и восторженно завопил, потрясая руками. Люк вел в инструментальный шкаф, размером четыре на четыре на девять. В этом гробу Фойл жил на борту «Номада».
Корабль был практически не тронут. Фойл схватил Джизбеллу за руку и потащил по палубам. Наконец, они добрались до каюты капитана. И там, растащив обломки и сорвав обшивку, Фойл нашел массивный стальной сейф, тусклый и неприступный.
— У нас есть выбор, — пробормотал он. — Выдрать сейф из корпуса и отвезти на Землю или открыть здесь. Я за второе — Дагенхем мог солгать. Пошли назад, Джиз.
Он так и не заметил ее молчания и отвлеченного вида, пока не перерыл весь корабль в поисках инструментов.
— Ничего! — в отчаянии воскликнул он. — На борту нет даже молотка или дрели. Абсолютно ничего, кроме открывалок!
Джизбелла молчала, не сводя глаз с его лица.
— Ты чего так на меня уставилась? — раздраженно поинтересовался Фойл.
— Я зачарована, — медленно произнесла она.
— Чем?
— Я тебе кое-что покажу, Гулли.
— Что?
— Свое презрение.
Джизбелла трижды ударила его. Ошеломленный пощечинами, Фойл яростно сверкнул глазами. Джизбелла взяла зеркальце и поднесла его к нему.
— Взгляни на себя, Гулли, — сказала она спокойно. — Посмотри на свое лицо.
Он посмотрел и увидел налившуюся кровью татуировку, пылавшую под кожей и превращавшую лицо в ало-белую тигриную маску. Его так заворожило ужасное зрелище, что ярость сразу же улеглась, и одновременно исчезла маска.
— Боже мой, — прошептал Фойл. — О, боже мой… Что это значит, Джиз? Бэйкер запорол работу?
— Не думаю. У тебя остались шрамы под кожей, Гулли — от татуировки и от операции. Иголочные шрамы. Они не видны обычно, но стоит тебе потерять самообладание, дать волю чувствам, как они наливаются кровью… когда тебя охватывает страх, бешенство, страсть… Ты понимаешь?