; труп Ющинского был, судя по всему, перенесен с места убийства в пещеру, где его обнаружили наполовину раздетым и посаженным в странную позу
[130]. Для определения объема потерянной Ющинским крови судья употребил меру, используемую в кулинарных рецептах, — «пять
стаканов». В свою очередь, клюквенный сок, которым оказались перепачканы братья Морозовы, есть не что иное, как инверсия того же каннибальского мифа: там евреи пили кровь своих жертв, тут — густая и красная, как кровь, но вполне съедобная субстанция (в русской кухне клюква часто подавалась к мясу)
>{159}.
[131] Наконец, оба преступления осуществлены — по интерпретации обвинителей — убийцей или убийцами согласно заранее выработанному плану.
Одна из характерных особенностей двух этих процессов — обвинение подозреваемых в принадлежности к широкой конспиративной сети — свойственна еще одному делу об убийстве. В 1934 году были изнасилованы и убиты две девочки — Настя Разинкина и Оля Шалкина. Находчивая центральная власть, как и в случае с Павликом, сразу объявила это преступление делом рук «шайки бандитов», состоящей из «кулацких элементов». Также было заявлено, что местное руководство не распознало политической подоплеки этого происшествия по причине своей некомпетентности и политической близорукости[132]. Указание на дьявольские происки контрреволюционных банд перекликалось с трактовкой дела Павлика Морозова, однако сходства в технических деталях двух убийств вроде множественных ран или разбросанной клюквы не наблюдалось. По количеству живописных деталей отчеты по делу Морозовых в контексте своего времени уникальны, но больное антисемитское воображение все-таки находило в нем отличительные признаки ритуального убийства: малый возраст жертв, орудие преступления (нож) и оттенок каннибализма.
Морозовское убийство напрямую никогда не называлось ритуальным. Никто не обвинял кулаков в том, что они пили кровь детей или совершали нечестивые ритуальные действия перед тем, как убить своих жертв. Некоторые подробности (надетый на голову Павла мешок, рассыпанные ягоды, перемещенный труп) просочились в пионерскую прессу из официальных записей следствия. Однако молодые журналисты в своих репортажах не повторяли как попугаи протокольную информацию. Они работали творчески, опуская одни подробности и добавляя другие. При этом обращает на себя внимание приверженность корреспондентов к «кровавой», «каннибальской» стороне. Примечательны также некоторые фотографии из зала суда: на одной из них Сергей Морозов специально снят в профиль, чтобы хорошо был виден его крючковатый нос