Шейла, детка, думаешь, он сам Иисус Христос! Хотел бы я распять его, предпочтительно ржавыми гвоздями, и не только забить их в руки да ноги. Хотя ничего бы это не дало. Все равно она смотрела бы на меня, как на прокаженного.
Джим тихо напевал себе под нос, тащась по коридору к кабинету биологии. Это была его очередная песня под названием «Вот тебе взгляд снизу вверх».
Наступи на меня, назови меня плоским —
Выжми досуха — и назови жмыхом.
Скажи, мол, совсем не классный ты парень!
Падающий молот-небо вбивает меня в землю,
Сшибая перхоть с башки,
И молотит, молотит, молотит меня.
Земляные черви, кроты и погребенные кости,
Бог, дьявол — кто не смотрит сверху вниз на меня,
Вращающегося в земном ядре?
Всякий путь отсюда — вверх.
Невозможно поверить, будто это не ложь.
Для меня все дороги — вниз.
Изругай меня, вываляй в грязи,
Изорви душу в клочья когтями презренья.
Назови оборванцем, зажги свечку
И отслужи по мне обедню.
Он вошел в кабинет вслед за Бобом и Сэмом и занял место в углу. Одноклассники громко переговаривались, швыряя друг в друга бумажные самолетики и шарики из жеваной промокашки. Потом, точно нож гильотины, обрушилась тишина, и все замерли, когда вошел мистер Льюис «Богомолец» Ханкс. Мрачный мужчина лет шестидесяти, раздражительный и религиозный до отвращения — такое описание вполне подходило к мистеру Ханксу. К этому надо добавить, что он был сторонником библейской теории сотворения мира, а преподавал эволюцию — в результате получался озлобленный и несчастный седовласый старик.
Ханкс зачитывал список, отмечая присутствующих и отсутствующих с таким видом, точно производил перекличку душ в Судный день. Произнося фамилию ученика, которого он не любил, учитель морщился, а называя того, кому не грозит попасть в ад для двоечников, — слегка улыбался. Улыбнулся он ровным счетом три раза.
Поручив одному из своих любимчиков отнести список отсутствующих в кабинет директора, Ханкс принялся читать сегодняшнюю лекцию. Речь шла о размножении лягушки. Джим пытался внимательно слушать и даже записывать — как ни странно, тема его заинтересовала. Но у него болел желудок, кружилась голова, к тому же Ханкс обладал заунывным и одновременно скрипучим голосом. Закрыв глаза, Джим представил, будто он едет в запряженной волами телеге с немазаными колесами по плоской безлесной равнине. Вид нагонял на него дрему, но скрип колеса не давал уснуть.
Сидящий рядом с Джимом Сэм Выжак нагнулся к нему и прошептал:
— Сейчас засну. Почему б тебе не сказать ему, что он набит дерьмом? По крайней мере не умрем от скуки.