– А это кто?
– Пес мой, Захар.
– Слушай, Шаман, ты же богатый. На что тебе деньги, коли ты в таком убожестве проживаешь?
– А ты кто такой, чтобы мое богатство считать? Я тебя в душеприказчики не приглашал. – От одного упоминания о деньгах Шаман рассердился, и сразу стало почти ничего не понятно из того, что он говорит. У него очень много щек, губ, языка, и когда он сердится, все это мясное рагу подается собеседнику в разжеванном виде.
– Да просто я прикинул, сколько всего я перетаскал к тебе и сколько у тебя должно было остаться...
– Что было, то прошло, а что осталось, то мое, – буркнул Шаман. – Ты зачем ко мне пришел?
– Да вот хотел с тобой посудачить, а разговор у нас что-то не завязывается.
– Разговор не узел на мешке, чего его завязывать. Ты говори, зачем пришел, и иди себе. Я тебе не компания – гусь свинье не товарищ.
– Ишь, как ты разговорился-то. Только я не гусь, а орел. А ты и есть самая распоследняя собачья свинья, если ты старого товарища так встречаешь.
– Были мы товарищи. И еще был я барыга сдатный, а ты вор везучий. На том и товариществовали. А теперя я веду жизнь тихую, законом дозволенную, не нужно мне от тебя заработков.
– Шаман, никак и ты завязал? Что это на всех вас напало, как китайский грипп? Слушай, может быть, ты членом профсоюза стал?
– А что? А что? И стал! И бюллетень мне положен, и отпуск – все как у людей, – сердито забубнил Шаман.
– А со старых заработков не просят уплатить взносы?
– Кто же о них знает? – искренне ответил Шаман. – А делать больше шахер-махер нет резона. И накопленным попользоваться не успеешь – вмиг загремишь какую-нибудь гидростанцию строить.
– То-то я вижу, как ты пользуешь накопленное! Прямо прожигаешь жизнь. А с бабами как устраиваешься?
– Ни к чему мне это. Пора о душе подумать.
– Ну ты даешь... А работой доволен?
– Ничего работа, не соскучишься.
– Заработок приличный?
– Хватает.
– А где служишь-то?
– В лечебнице ветеринарной. Ты ведь знаешь, я животных люблю.
– Санитаром, что ли?
– Навроде этого. На машине санитарной. По дворам, по улицам отлавливаем бродячих кошек и собак.
– А потом что?
– Если здоровые – в институты их для опытов передают, а больных усыпляем. Укольчик кольнули – пшик, и готово!
Я как-то по-новому посмотрел на него – мордастая, опухшая орясина в синих кальсонах. Душегуб. Его по-другому и назвать нельзя было – душегуб, и только.
– Ты чего так смотришь на меня? – спросил Шаман со злобой, с вызовом спросил.
– Никак я на тебя не смотрю, смотреть на тебя противно.
– Ага, противно! – забарабошил Шаман. – А я вот с радостью свою работу сполняю, хотя мне собак и жалко маленько.