Эдмон Леглантье отсчитал из пачки двадцать пять акций, остальные спрятал в несгораемый шкаф, предварительно достав оттуда двадцать пять портсигаров; сложил всё отложенное в чемоданчик и подошел к зеркалу завязать галстук. Сооружая узел, он декламировал монолог собственного сочинения, сдобренный модуляциями, достойными звучать под сводами «Комеди-Франсез»:
— Не придумано еще лучшего применения бумаге, нежели ее обращение в банковские купюры или же в обещание дивидендов, каковое воплощается в акциях многоликих мануфактур… — Он с упоением повторил, раскатывая «р»: — Мануфактур-р-р, как-то: культивация лапшичного дерева в заповедных уголках наших колоний или производство носогреек из окаменевшей смолы! Старина Леглантье, приготовиться к выходу, вот-вот воссияют огни рампы!
Широкий тротуар бульвара Бон-Нувель кишел горожанами, спешившими за покупками или выбиравшими себе террасу кафе по вкусу, чтобы предаться прекрасному farniente. [161]Эдмон Леглантье первым делом удостоверился, что люди-«сандвичи», упакованные в рекламу театра «Эшикье» и сосланные на тихую улочку, добросовестно выполняют свои обязанности. Один из них обнаружился у входа в причудливое строение, занятое рынком, второй красовался на лужайке перед театром Гимназии, ловя взгляды зевак, устроившихся вокруг на скамейках.
Удовлетворенный увиденным, Эдмон продолжил путь по бульвару Пуасоньер и лишь на бульваре Монмартр заметил, что за ним следует блондин в светлой визитке, который определенно встречался ему раньше. Актер скользнул в уличную уборную и, чтобы сосредоточиться, забормотал себе под нос:
Природа спит, дыша устало,
Под долгий, скучный шум дождей,
А он, смеясь, на одеяло
Бутоны роз бросает ей!
[162]Ум его тем временем лихорадочно работал. Точно, этот блондинистый субъект недавно попался ему на глаза дважды за день: в первый раз при выходе из театра, а затем у стойки пивнушки «Мюллер», неподалеку от столика, за которым толстячок передал ему, Эдмону, портсигары и акции. Тогда это не вызвало у него подозрений, однако сейчас… «Третье совпадение — уже не совпадение, субчик таскается за мной по пятам не случайно». Эдмон отошел от общественного писсуара и со скучающим видом остановился у витрины парикмахерской — в ней, как в зеркале, отражался участок Монмартра, но человек в светлой визитке уже затерялся среди прохожих.
Безудержная англомания в последнее время превратила квартал в филиал Лондона. Все тут было британским — от оптик до шляпных магазинов, а портные и продавцы обуви наперебой уснащали свои вывески словечками «modern» и «select». Зато уличные разносчики демонстрировали неистребимый французский дух, взывая к фланирующей публике.