Нет! Он не опустится до такого. Нельзя терять голову. Он не животное, а человек.
Томас вынудил себя расправить плечи, немного расслабиться и равнодушно взглянул на отца.
— Я и цента не заплачу за твое молчание.
— Неужели? — с наигранной веселостью поинтересовался Джеймс, рассматривая мраморную каминную доску. — Решай, сынок. И учти, я могу причинить тебе немало неприятностей. Целую кучу. — И снова эта снисходительная ухмылочка. — Спроси кого хочешь в этом городишке.
Не стоило утруждать себя. Томас и без того знал, на что способен Джеймс Магуайр. При одной мысли о том, что годами выношенные планы рухнут в мгновение ока, его охватило бешенство. Как отвратительно снова чувствовать себя беспомощным перед негодяем, который когда-то видел его слабым и бессильным.
— Десять тысяч — и я смываюсь, — с вызовом сказал Джеймс, жадно блестя глазами. — Больше ты меня в жизни не увидишь. Даю слово!
— А если я откажусь?
Джеймс выразительно поднял брови.
— Я расскажу всем, начиная с мэра, что «Сьерра риверз» намеревается разорить их. После такого сообщения никто уже не купит и клочка земли.
Черт побери! Проклятый папаша, кажется, попал в точку. Томас снова напрягся.
— Ты навеки потеряешь шанс насладиться своей жалкой местью, мальчик мой, уж поверь.
Самое невыносимое, что он прав. Нельзя допустить, чтобы это случилось. Слишком долго и упорно он трудился все эти годы.
— Я заплачу, и ты свалишь отсюда?
— Да. Немедленно.
— Дай слово, что больше не вернешься. Никогда!
Легкая циничная улыбка тронула уголки губ Джеймса.
— Ты еще веришь моему слову?
— Неважно.
Томас рывком открыл ящик секретера и выхватил чековую книжку.
«Это не шантаж», — твердил он себе, выписывая чек. Десять тысяч — ничтожная плата за то, чтобы этот человек навсегда исчез из его жизни. Он сунул чек в протянутую ладонь отца.
— А теперь катись отсюда!
Джеймс Магуайр буквально подлетел к двери.
— Одно удовольствие иметь с тобой дело, сынок.
Он помахал чеком, засмеялся и вышел. Томас, потрясенный до глубины души, не мог двинуться с места. Он заплатил! Заплатил этому подонку! С этой мыслью он рухнул в кресло и потер ноющие виски, изнывая от омерзения к себе. Как он мог снова поддаться тому, кто исковеркал его жизнь?
И мгновенно, словно по волшебству, вернулось ощущение полной беззащитности, ледяного отчаяния, терзающего внутренности голода. Страх… Будь проклят человек, называющий себя его отцом! Томас снова почувствовал себя шестнадцатилетним. Затравленным, несчастным и абсолютно одиноким.
Первый звонок будильника Хлоя, как всегда, не услышала. Когда раздался второй, она попросту смела часы с тумбочки на пол, куда они и приземлились с оглушительным грохотом.