Полчаса проходят в передней, в кухне, где она повела себя менее принужденно, смеясь, позволяя себя целовать и собираясь немедленно позабавиться приготовлением чая (но он мягко ее отговорил от этого, предложив на сегодня ограничиться портвейном), и в гостиной, куда они вернулись. Он опять пригласил ее поглядеть на «другую комнату». Но она притворилась, будто не слышит.
Окружая ее вниманием, осторожно лаская, весело ей отвечая, Саммеко думает: «Но если она пришла, то понимает же на этот раз, что должно произойти. Не на тех ли она, кого нужно немного растормошить в определенный момент? Трудно угадать. Во всяком случае, это не кокетство. Как бы то ни было, время уходит. Только бы она вдруг не поднялась и не сказала, что уже поздно, что пора домой».
Это опасение подталкивает его на более смелые поступки. Прижавшись к ее шее с поцелуем, в который он не решается вложить столько страстности, сколько хотел бы, он пробует расстегнуть ее лиф. По ней пробегают две-три сильные судороги, одновременно реагирующие на поцелуй и на отстегивание первых пуговиц. Ей стыдно, что она так волнуется. Она старается улыбнуться. Опускает голову на плечо Саммеко и довольно звучно целует его в щеку. Но почти мгновенно от него отстраняется. Когда рукава лифа, загнувшись, соскальзывают по рукам, ее опять передергивает. Она опускает голову как можно ниже, как бы стараясь прикрыть подбородком грудь, выше кружев сорочки. И чуть только руки у нее обнажились, она их складывает крестом на груди, вцепившись пальцами в кружева и подтянув их вверх, насколько возможно. Жалобно лепечет:
— Мне холодно.
Он, улыбаясь, кивает в сторону переносной печки, излучающей невыносимый жар. Думает: «Что скажет она в спальне? Впрочем, ничего не поделаешь. Теперь не время задерживаться.»
Однако, он очень колеблется относительно дальнейших шагов. С некоторыми женщинами, которых он знал, дело шло после той стадии, какой он достиг с Мари, если не слишком быстро, то, по крайней мере, предустановленным до известной степени образом. От большей или меньшей ловкости, более или менее счастливой идеи исход, слава богу, не зависел.
«Если я ее совсем раздену здесь, она будет еще больше стыдиться и корчиться. С другой стороны, отвести ее в таком виде в спальню… право же, она еще далеко не настроилась… И раздеванье подле постели будет носить какой-то ужасно супружеский характер, оттого что там есть только кровать. Я ведь рассчитывал на это канапе для надлежащего начала… Если бы я знал, что она любит… Но даже действуя бережно, раз она так пуглива, я рискую вдруг ее возмутить… Неудобное положение!» Он думает это, снимая с нее ботинки. Пользуется этим, чтобы погладить ее по икрам. Но Мари его резко отталкивает.