– Как так можно жить, – почти возмущенно произнесла Лия, – Позволять жизни превращать человека в пешку и лишать всего, что позволяет ему оставаться самим собой!
– Ну, таковы правила. Хотя именно из-за них меня можно считать самоуверенным мерзавцем.
Лия покраснела, не опуская глаз под взглядом Яна:
– Я не считала так.
– Бросьте, мы с Вами прекрасно знаем, что это не так, – он отложил книгу, которую держал в руках, в сторону, – Но это Ваше право считать меня кем Вам угодно.
– Нет, – Лии отчего-то захотелось переубедить его, – Это не так. Я не считала так хотя бы потому, что не знала – что Вы из себя представляете.
Дорнот подошел к камину и облокотился на теплую каменную панель.
– Люди предпочитают видеть то, что снаружи, а не заглядывать глубже.
– Вы требуете слишком много, – её задели его слова.
– Я никогда не требую ничего, кроме того, что могу сделать сам.
– Знаете, каждый раз я видела не самые положительные проявления Ваших требований. Ваши слова о женщинах. Высокомерие – порой достаточно легкомысленное и оскорбительное отношение к людям. И Вы не понимаете, почему о Вас складывается такое впечатление, когда сами всячески только поддерживали его? – Лия поднялась с ковра. От её благожелательного настроя не осталось и следа.
Пламя причудливо плясало, освещая лицо Дорнота, отчего все резкие линии лишь подчеркивались, придавая ему суровое, почти жестокое выражение. Он стоял, глядя сквозь камень и не шевелясь.
– Мне нет дела до того, какое впечатление я произвожу, – Ян отнял руку от панели, на которую опирался, и повернулся к Лии, – Миру нет дела ни до кого, так почему меня должно волновать его мнение?
– Мнение окружающего мира? Нет, – она не собиралась сдаваться, – Но зачем целенаправленно создавать вокруг себя пустоту, прекрасно понимая, что она разрушает самого Вас же?
Дорнот смотрел на неё. Свет пламени все так же превращал его лицо в непроницаемый камень, скрывая мысли и слова, которые рвались наружу на самом деле, как казалось Лии.
– Да, никому нет дела друг до друга. Но зачем же разбивать всё, что может жить само, независимо от мира и его сиюминутного мнения? Зачем уничтожить себя? Ради абсурдных правил, которые ВЫ же сам и разрушили, не желая подчиняться ни им, ни миру?
Лия перевела дух. В комнате замерла тишина, огонь словно перестал потрескивать, так же застыв в ожидании. Дорнот молчал, прожигая насквозь Лию лишенным эмоций взглядом. Но при этом, словно за поставленной им же стеной, беспокойным пламенем рвались и горели слова. Сотни слов, мыслей, которым он не давал прозвучать. Что же с ним такое, что он почти превратил себя в маску, пародию на себя настоящего, и не показывает правды?