– А вы как думаете? – с трудом сфокусировав взгляд, задал встречный вопрос Голик.
Я решила применить шоковую терапию, чтобы как-то встряхнуть его.
– Я думаю, что вы знаете подробности убийства Олеси, как никто другой.
Терапия подействовала молниеносно. Вскочив со своего места, Голик выкрикнул:
– Вы в своем уме? Убийство? Что вы несете? Причина смерти – не несчастный случай? И откуда мне знать подробности? Я впервые услышал о том, что Олеси больше нет, всего полчаса назад! Убийство!
– Сядьте, – резко приказала я. – И перестаньте орать! Не хватало еще, чтобы сюда охрана заявилась.
Голик сел, но не успокоился. Он стал нервно переставлять с места на место столовые приборы, разложенные заботливыми руками официанта.
– Оставьте посуду в покое, – велела я, – и возьмите уже себя в руки наконец! Ведете себя, как институтка на первом свидании.
Голик зло посмотрел на меня, но приборы в покое оставил.
– Я понял, – дошло до него. – Вы считаете, что я причастен к убийству. Поэтому вы здесь. Но ведь это же бред! Мы с Олесей были едва знакомы.
– Все так говорят, – проговорила я. – А вот у меня другие сведения. Мне известно о вашем отношении к девушке. И о притязаниях на нее.
– Да, я был влюблен в Олесю, – высокопарно заявил Голик. – Девушка не отвечала мне взаимностью. Конечно, кто я? Всего лишь жалкий тренеришка. Но это еще ничего не доказывает. Признаюсь, я питал надежды, что когда-нибудь Олеся ответит мне взаимностью. Так для чего же мне ее убивать?
– Вы могли сделать это из ревности, – поделилась я своими предположениями.
– И к кому же, по-вашему, я ее ревновал? К моим коллегам по тренажерке? Или к ее приятельницам по фитнесу?
– К Олесиному жениху, – я сделала небольшую паузу. – Вы узнали, что осенью Олеся собирается выйти замуж, закатили ей скандал. Даже угрожали. «Предупреждаю: если ты не одумаешься и не согласишься добровольно стать моей, то не достанешься никому!» – процитировала я. – Знакомая фраза?
Голик скис. Испуганно посмотрев на меня, он заискивающе заулыбался:
– Ерунда. В пылу ссоры чего только не сболтнешь. Это ведь несерьезно. Не думаете же вы, что я действительно планировал причинить вред Олесе?
Я молчала. Не дождавшись ответа, Голик снова принялся оправдываться.
– Да я ни за что на свете не смог бы обидеть Олесю. А уж тем более убить! Поймите, я любил ее.
– Так любили, что не давали молодой женщине прохода, оскорбляли, угрожали. Это вы называете любовью? Если да, то убийство – высшее ее проявление в ваших глазах.
– Послушайте, как вас там, я понятия не имею, что произошло с Олесей!