Я не выдержала взгляда, и, встав со скамейки, ушла за угол коридора.
«Зачем? Что он говорит?» – лихорадочно думала я, хотя понимала – говорит о той встрече. Что же еще?
Вскоре я услышала стук костылей. Ко мне свернул Стас.
– Зачем ты это сделал?
– А что, мне нужно было промолчать?
Стас прав. Он поступил правильно. Было бы гораздо хуже, если бы остался сидеть.
– Что она сказала? – затаив дыхание, спросила я.
– Сказала, что ей жаль, что так вышло…
Я немного расстроилась. В глубине души надеялась, что Ефремова захочет что-то исправить, поговорить, а она: «Жаль, что так вышло…»
– Ладно… наша очередь… – вздохнула я.
Мы вышли из-за угла и подошли к кабинету. Кроме нас, к травматологу никого уже не было.
Полянский почему-то стоял у двери и не входил.
– Мне страшно, – признался он.
Было удивительно слышать от этой высокой горы мышц, что ему страшно заходить в кабинет к врачу.
– Я тебя не брошу, вместе пойдем.
– Не бросишь? – внимательно посмотрев на меня, переспросил он.
Почему-то стало ясно, что он имеет в виду не просто поход к врачу, а спрашивает о чем-то более глубоком…
– Не брошу, – пообещала я.
Я ощутила, что сейчас, возле двери в кабинет травматолога, происходит что-то очень важное. И Стас это чувствовал.
Он присел на скамейку, сложил костыли и, серьезно глянув своими серыми глазами, сказал:
– У меня такое чувство, что мимо меня прошли несколько лет жизни. Несколько лет я стремился к Яне.
Я насторожилась.
– Она была моей целью. Понимаешь, стала именно целью! Не человеком, с которым я хочу быть, которого люблю, а просто целью! Я не думал о ее душе, какая Яна внутри. Размышлял только о том, что она отказала мне в дружбе, и поэтому отдал все силы и время на то, что ее добиться. В итоге стал таким, – он кивнул на свои мышцы, – и добился! Но… Только теперь понимаю, что добивался той, для которой совершенно ничего не значу. Раньше казалось, что все хорошо, что мы – две звезды, самая яркая пара… А оказалось… – он многозначительно вздохнул и помолчал. – Что я стремился к той, кому не нужен… Ей нужен только рейтинг, только голоса избирателей. А ты… другая…
У меня вспыхнули щеки.
– Тебе не нужны никакие рейтинги, никакие баллы… – продолжил он. – Ты… Ты можешь взвалить на себя восьмидесятикилограммового парня и потащить его в больницу…
Стас задумчиво затих. Кажется, сейчас смотрел куда-то в глубь себя. В глубь своей жизни.
Я села рядом.
Он посмотрел на меня так, как в весеннем парке. Только сейчас взгляд был настоящим.
И скамейка была настоящей.
Правда, сидели мы не под цветущей вишней, а под расписанием приема травматолога и не на парковой скамейке, а на больничной, но мне это нравилось даже больше.