Надо избавиться от посторонних мыслей и сконцентрироваться на Мартине. Ей хотелось поскорее оказаться наедине с ним. Очевидно, того же хотел и он, потому что, пока они возвращались в особняк, ни на секунду не выпустил руки Дженнифер из своей. Оба молчали, но каждый ощущал близость другого, каждый знал, чего они хотят.
На смену вечеру пришла ночь, от океана повеяло прохладой, и на улицы высыпали сотни людей, привлеченные возможностью вдохнуть свежего воздуха. Но Мартин и Дженнифер оставались вне воцарившейся атмосферы веселья, словно отгороженные от нее неким защитным полем, генерируемым их мыслями и желаниями. Держась за руки, они прошли по дорожке, поднялись по ступенькам к двери, и лишь тогда их пальцы расстались.
Зная, что ей предстоит ступить на совершенно незнакомую территорию, Дженнифер убеждала себя в необходимости этого шага и в своей способности не упустить из виду главную цель. Адреналин горячил кровь, натягивал до предела нервы и обострял ощущения. Прежде она никогда не понимала отца, бросавшегося из одной авантюры в другую, но теперь Дженнифер казалось, что, возможно, он испытывал нечто подобное.
Вероятно, тихая и размеренная жизнь, заранее распланированная, как экскурсия по давно известному маршруту, тяготила и угнетала его. Возможно, он становился самим собой лишь тогда, когда ловил кураж, впадал в то особое состояние, которое позволяет человеку проявить все свои способности, пройти по проволоке над бездной.
Дженнифер по-новому воспринимала Мартина. Мысли о нем не только возбуждали ее сексуально, не только порождали эротические фантазии и желания, но и наполняли энергией. И все же, наслаждаясь вызываемыми им ощущениями, Дженнифер не могла полностью избавиться от страха. В Мартине была сила, способная сорвать защитный панцирь уверенности, определенности и психологической стабильности. Мартин мог разрушить все те барьеры и опоры, которые Дженнифер возвела после смерти родителей, и снова превратить ее в уязвимую, беззащитную женщину, в легкую добычу для любого, кто не обещает ни надежности, ни устойчивости и долгих отношений, ни преданности.
Но в отличие от родителей, являвшихся в жизни Дженнифер, как и в жизни любого другого человека, постоянным и неизбежным фактором, Мартин был фактором временным. Зная об этом, она не могла рассчитывать на какие-то долговременные обязательства или испытывать боль от расставания.
Убеждая себя в этом, Дженнифер тем не менее признавала, что и сама не верит в возможность легкого разрыва.
— Мы дома, — сказал Мартин, открывая дверь и пропуская свою спутницу в холл.