— Ничего не поделаешь. Я всегда знал об этом. Узнал, как только вернулся домой после того, как сгорел мой самолет. Я не видел ее два года. У нее было тяжелое нервное расстройство. Не из-за того, что случилось со мной. Она впала в это состояние до того, как увидела меня. Как я потом узнал, это случилось, когда ей сказали, будто твой отец разбился. А потом я постепенно понял, насколько она изменилась. Она была далеко не той девушкой, на которой я женился. Она повзрослела, стала настоящей женщиной. И что я мог ей предложить? Так что жаловаться мне не на кого.
Джеймс сел в кресло у стола.
Джайлз смотрел в напряженное, окаменевшее от тяжелых размышлений лицо сына.
— Вряд ли ты хоть чуточку понимаешь, что твоя мать сделала для меня. Посмотри только: ты привык к этому лицу, другого ты у меня не видел, но когда-то… когда-то я выглядел вот так. — Он жестом указал на портрет. — А до того, как мне соорудили эту физиономию, у меня не было вообще никакой, как у большинства раненых в моей палате. У них тоже были жены, многие из которых навсегда исчезали с горизонта после первого же взгляда на своих супругов. Сара этого не сделала. Она пожертвовала ради меня твоим отцом, в буквальном смысле слова пожертвовала своим счастьем. И его счастьем тоже. Все это ради меня. Беспомощного, изуродованного паралитика-импотента. Ей было всего двадцать три года. Она была полна жизни, к которой ее впервые пробудил Эд Хардин. Она отказалась от него — вместе с жизнью — и посвятила себя мне.
— Угрызения совести! — грубо выкрикнул Джеймс.
— Да, возможно, но еще и чувство долга. Она поняла, что мне нужна больше, чем Эду. Так оно и было. Не забывай об этом. Если бы не Сара, бог весть, что бы со мной было. У меня ничего больше не оставалось. Ничего.
— Она была твоей женой, — упрямо стоял на своем Джеймс.
— И оставила меня ради твоего отца. Она даже написала мне об этом. Да, она оставила меня, Джеймс. И уже не считала себя моей женой. Они с Эдом были любовниками на протяжении десяти месяцев. Для нее наш брак уже не существовал.
— Она считала его погибшим, так?
— Но потом он вернулся. А она обещала остаться со мной и сдержала слово. Когда ты увидишь отца, поймешь, что значил этот выбор. Она осталась, потому что я в ней нуждался. Это, кстати, верно и сейчас. Она по-прежнему мне нужна. И всегда будет нужна.
— Так как же ты это терпишь — и его, и ее перемену? Если бы такое случилось со мной…
— Мне тоже это непросто дается. Но я принимаю это как неизбежность. Что мне остается? — Он вздохнул. — Ты слишком молод, Джеймс. В твоем возрасте любовь… всего лишь игра. То проиграл, то выиграл. Но, если, по милости божьей, ты встретишь одну настоящую, все будет по-иному. Тебя перевернет до самого нутра. Не надо недооценивать этого. Любовь — сила неодолимая. Это то самое, к чему каждый стремится всю жизнь. Твоя мать нашла это в Эде Хардине, а он — в ней. Конечно, тут сыграл свою роль случай, да и война… Любовь… и жизнь стали ощущаться совсем по-новому в тех обстоятельствах, когда никто не знал, сколько продлится жизнь и сколько будет жить любовь. Но одно я знаю наверное, Джеймс: твоя мать никогда и ни за что не сделала бы этот шаг, если бы не была так поглощена своим чувством. Я всегда был в этом уверен, а когда познакомился с твоим отцом, понял почему.