— Но я не испанец, — громко заявил Эван, — я не испанец, не тот, кого вы называете «человек с кругом».
Рико презрительно и недоверчиво фыркнул, пихнув ногой лежащие на земле доспехи и оружие. В ту же секунду женщина дернула Эвана за бороду.
— Ты носишь их круглый железный панцирь. У тебя борода дьяволов. Ты говоришь на их языке. Ты не обманешь Касильду.
У него появилось непреодолимое, хотя и довольно глупое в такой ситуации, желание произнести ее имя вслух, чтобы почувствовать, как оно прозвучит, и ощутить его красоту. Касильда. Имя показалось Эвану таким же красивым, как и его обладательница, но в то же время опасным, как шипение змеи. Жаль, что она жаждет его смерти. Эвану хотелось бы узнать ее получше.
— Мы сделаем с тобой то же, что твой народ сделал с нами, — сказал Рико. — Сначала мы будем бить тебя, пока от боли тебе не станет плохо. Потом мы разрежем тебя вот так, — он провел пальцем по своей груди от шеи до живота.
— Потом, — продолжила Касильда, — мы вытащим твои внутренности и сожжем их. Иногда сильные после этого еще некоторое время живут, — она приблизилась настолько, что он почувствовал дыхание ее прекрасного, отмеченного шрамом лица, а ее темный пылающий взгляд обжег его. — А ты сильный?
— Ради Христа! — воскликнул Эван. Он повернул голову в сторону и увидел стоящих тут же детей. Некоторые прятались за юбками матерей, другие нервно хихикали, а третьи, как завороженные, смотрели на происходящее, охваченные любопытством и ужасом. — Вы только послушайте себя! Вы говорите такое при своих детях, учите их ненависти, даже не дав им возможности узнать того, кого вы ненавидите.
— Мы должны предостеречь их от опасности мира, которым правят такие, как ты, — возразила Касильда. — Моя мать никогда не учила меня ненавидеть испанских солдат и священников. Однажды, еще совсем маленькой, я собирала ягоды, и мне повстречался испанский солдат, — ее лицо пылало, шрам на щеке стал заметен еще больше. — Я не знала, что должна была бояться, убежать и спрятаться.
— О Боже, — выдохнул Эван и беспокойно задвигался на столбе. Как он хотел бы заткнуть уши, но руки его были связаны.
— Ты начинаешь понимать, — заметила Касильда. — Испанец забрал меня в свою большую белую деревню. Десять лет я жила в его белом доме, убирала за ним грязь и чинила одежду. Он не стал дожидаться, когда я повзрослею, и рано повалил меня на спину. Когда мне исполнилось тринадцать лет, у меня появились дети. Я родила ему трех сыновей. Всех троих он оторвал от моей груди, одного подарил друзьям, других продал на рудники Потоси.