Одновременно оба вскрикнули. Кровь брызнула из темного провала глубокой раны, и Эван прижал к ней сложенную в несколько слоев рубашку.
Ему страшно захотелось плакать, и он лег рядом с Касильдой, чтобы согреть ее теплом своего тела. Больше женщина не издала ни единого звука и вскоре, измученная страданием, забылась тяжелым сном.
Когда рассвет окрасил верхушки деревьев, Эван все еще не спал. Он знал, что обязательно снова вернется в город, ибо теперь у него есть еще один повод для мести испанцам.
Но сначала он должен отвести Касильду к ее соплеменникам.
Через три дня пути Эвану преградил дорогу Рико. Он в ужасе смотрел на ношу в руках Эвана:
— Что случилось?
— Это длинная история. Я расскажу ее тебе по дороге.
Когда они положили Касильду на циновку в одной из хижин, Эван закончил свой рассказ. Наклонившись, он погладил ее по горячей щеке.
— Первые два дня она отказывалась от моей помощи и шла сама, — сказал он Рико. — Я видел, как она слабела с каждым часом. Ее мучила страшная жажда. Сегодня утром она упала и больше не смогла подняться.
— И ты нес ее, — закончил Рико, кивая старухе, которая, войдя, села на пол рядом с Касильдой.
Она принесла деревянную чашу с какой-то серой вязкой массой и листьями папайи.
— Помоги ей, — взмолился Эван. — Прошу тебя, не дай ей умереть.
Старуха, тяжело вздохнув, начала снимать повязку, сделанную Эваном из рубахи и полос одежды. Хижину заполнил омерзительный запах. Эван заставил себя посмотреть на рану. Вокруг нее появилась опухоль, кожа потеряла цвет. По спине Касильды шли красные полосы.
— Рана загноилась, — дрожащим голосом произнесла старуха. — Ее сжигает лихорадка. По телу разлилась болезнь. Когда она достигнет сердца, Касильда умрет.
— Нет! — вырвался из груди Эвана отчаянный крик.
В этот момент он ненавидел себя.
Как глупо было позволить своим чувствам взять верх над разумом: все дело в том, что он не смог ударить ее и тем самым вызвал подозрение солдат, и еще поцеловал ее прямо на улице! Боже, во всем виноват он и только он.
Эван посмотрел на Рико. Ответный взгляд был мрачным и осуждающим. Он опустил голову:
— Во всем виноват я один. Мне следовало быть осторожнее. Ваше право наказать меня.
— Будет так, как ты хочешь, — пообещал Рико.
Старуха накладывала на рану серую мазь. Касильда открыла глаза и прошептала:
— Рико.
Тот погладил ее по голове:
— Я здесь. Ты вернулась к нам, Касильда.
— Да. Теперь ты должен помочь Эвану.
— Он виноват в том, что случилось с тобой, и должен умереть, — вырвалось у Рико.
— Нет. Я сама решила пойти с ним. Если ты сделаешь ему что-нибудь, мой разгневанный дух будет приходить к тебе по ночам всю жизнь.