- Сумасбродный мальчишка!.. - произнес взволнованный отец, с трудом сдерживая гнев.
- Нет, не сумасбродный, Михайло, а ведь в самом деле ребенок столько насмотрелся за время твоей службы... Не раз говорила тебе, не бери его с собой в Чигирин, когда едешь по служебным делам... Успокойся, Зинько, отец не допустит, чтобы судили маленького Мартынка.
- Не допустите, батя? И кобзаря не позволите казнить? Он отомстил за измену, за Наливайко! Не позволите?.. - И Зиновий не то вопросительно, не то со страхом посмотрел на мать. "Не сердись на меня, - говорили его глаза, - я не выдам тебя, мою родную. Но... и не буду молчать, пусть отец почувствует свою ошибку..."
Хмельницкий, ошеломленный словами сына, попятился к столу. Он растерялся: ведь в доме находилась чужая, посторонняя женщина! Михайло не знал, как поступить, и впервые в семейной ссоре потерял власть над собой. На какое-то неуловимое мгновение он забыл о том, что находится дома, а не на службе, что перед ним стоит любимый сын, а не какой-то разбойник. Вдруг плеть взметнулась вверх и со свистом разрезала воздух. Но в тот момент, когда он замахнулся, Мелашка подскочила к Зиновию и закрыла его, приняв удар на себя. Нагайка с силой полоснула Мелашку по спине, ее поношенная корсетка лопнула, и на белой полотняной сорочке проступил протянувшийся через всю спину след. Она ухватилась за плеть, снова взметнувшуюся над ее головой. Так и застыли они, Мелашка и Хмельницкий, вместе держась за приподнятую для удара плеть.
- Ой! - вскрикнула Матрена, вскочив со скамьи и прижав к себе испуганного сына. Ее ужаснуло душевное состояние мужа, таким она видела его впервые.
Хмельницкий сразу как-то ослабел, выпустил из руки плеть и, подойдя к столу, сел на скамью. Он беззвучно шептал что-то, не то бранился, не то молился.
- Проклятый гонор...
А Мелашка продолжала стоять, гордо глядя на урядника.
Зиновий отстранил мать и подошел к отцу, еще минуту назад разгневанному, а теперь совсем притихшему, упал перед ним на колени, обхватил его дрожавшие ноги и, сдерживая рыдание, произнес:
- Батя, какой стыд! Этой плетью бьют преступников... Тетя Мелашка не преступница. Я сам упрошу маму Мартынка, она простит вам этот нерыцарский поступок. Батя, как хотите, но вы должны освободить слепого казака! Если исполните мою просьбу, я обещаю вам пойти учиться в католическую школу, о чем мечтаете вы! А если пожелаете, мой родной, отрекусь от православной веры, приму униатство, любую веру: католическую, магометанскую или языческую...
- Зинько! - в отчаянии крикнула мать. Глаза ее так расширились, что казалось, вот-вот выскочат из орбит.