Однажды вечером, когда пошла третья неделя с той поры, как беженцы поселились в Веремеевке, хозяин, вернувшись из села, повел кобзаря прогуляться в темный густой сад. Тихий, теплый вечер, пение птиц на лугу взволновали Богуна. Все эти дни ему приходилось отсиживаться в хате или в сарае, а на прогулки по двору выходить только ночью, когда не было поблизости посторонних людей. Ежедневно родственники Богуна прислушивались к разговорам в селе, стараясь разузнать - не напали ли пацификаторы на след Богуна. Хотя жители Левобережья чувствовали себя свободнее, чем чигиринцы, но, чтобы спасти жизнь слепого кобзаря, и они должны были соблюдать предосторожность.
- Прослышал я, пан Федор, - сказал Джулай, сдерживая свой сильный голос, - что в Чигирин войск наехало видимо-невидимо. Поговаривают, что ваш Михайло Хмельницкий вернулся от старосты Даниловича уже подстаростой...
- Подстаростой? А его ж должны были банитовать... - удивился Богун.
Джулай весело свистнул.
- Не те времена теперь, пан Федор. Из Запорожья дошел сюда слух, что казаки на чайках снова нагрянули в устье Дуная. А где-то коронные жолнеры взбунтовались из-за того, что им не выплатили содержания.
- И что же Хмельницкий, пан Прокофий? Не слышал, как он управлять собирается - по-человечески или так же, как и шляхтичи, притеснять людей будет? А ведь вместе с ними была и казачка Мелашка, мать Мартынка... Наверное, и с нее сняли баницию, не слыхал ли?
- Нет. Ходят слухи, что пан подстароста пока без семьи вернулся в Чигирин, только с войсками. Жена его будто бы осталась в Переяславе, у своей матери.
Богун нащупал локоть собеседника и крепко сжал его.
- Нужно мне, пан Прокофий, уходить... Пойду я в Переяслав, сына к матери отведу...
- Погоди, погоди, - придержал Джулай кобзаря. - Я еще не все рассказал.
- А что же еще? - насторожился Богун.
- От Болотникова пришел один раненый, наш казак... тоже выписанный из реестра. Просят наших людей помочь им... - сказал он и умолк.
Богун слегка толкнул Джулая, поторапливая его:
- Ну-ну, и что же люди говорят?
- Люди помалкивают, пан Федор. Поэтому нужно разбудить их души горячим словом.
- Так, так. Это верно. Человеческую душу нельзя усыплять. Ведь не все, подобно Хмельницкому, становятся подстаростами.
На скотном дворе Мартынко возился со скотиной, перекликаясь с хозяйкой и женой Богуна. Возле хаты слышался детский смех: женщины, видимо, играли с мальчуганом.
- Значит, буду собираться в путь-дорогу, пан Прокофий. Нужно идти.
- В Переяслав? - спросил Джулай.
- Не знаю. Скорее всего нет. Пройдусь по селам и городам Левобережья, расскажу людям правду, а там - может, бог поможет - и в Путивль доберусь. Жить нужно, пан Прокофий, Филону и Ванюшке должны мы проложить дорогу в жизнь! Пойду!