Исай снимал крохотную комнатушку в доме, принадлежавшем довольно странному семейству. Хозяин, Иван Трофимыч, был здоровенным детиной с вечной черной щетиной на щеках. Он любил вспоминать, что до войны занимался боксом. Он был на фронте, а сейчас работал на станции слесарем-обходчиком — обстукивал молотком вагоны, проверял, нет ли каких дефектов, и делал необходимый ремонт. Руки его всегда были в смазочном масле и дегте, и, придя домой, он долго и тщательно отмывал их щеткой и потом шел в большую комнату. Эта комната была двухсветная и почти пустая, в ней стоял только стол да вдоль окон подставки с разнообразными цветами. Вот в этой комнате он и садился на пол, прислонившись спиной к стене, всегда в одном и том же месте, и все свое свободное время вышивал крестом большую скатерть. Он сам придумал узор и с большим вкусом подобрал цвета ниток.
Жена его вышиванием не занималась. Это была дородная красивая женщина с белой кожей и длинной русой косой. Она работала при станции мужским парикмахером.
«Ах, как я устала…» — придя домой, говорила она томным голосом какой-нибудь графини и садилась на ступеньки крыльца рубить крапиву свиньям. При этом она то и дело театрально вздыхала. Муж ревновал ее ко всем клиентам — не знаю, обоснованно ли, во всяком случае право на свою ревность он имел. У этой четы было пятеро детей, старшему, Коле, семнадцать лет, Люсе пятнадцать (она была хорошенькая блондиночка, взявшая от родителей то красивое, что в них было), вторая же дочь, тринадцатилетняя Светлана, была чернявая, очень некрасивая и ни на кого не похожая. Во время войны в их доме жили фашистские солдаты, и Надежда Степановна прижила эту Светлану с одним румыном. Иван Трофимыч терпеть не мог эту девочку, но жену простил, и она родила ему еще двух сыновей, оба лицом — вылитый отец, одному мальчику было шесть лет, другому пять. В то время когда мы жили там, Светка, получив за какую-то провинность от отчима затрещину, ушла из дома. Все переполошились, трое суток ее искали, потом мать одной девочки, жившей неподалеку, обратила внимание на то, что ее дочь после обеда уносит полные миски — якобы собаке, а на самом деле на сеновал. Оказалось, что там и скрывалась все это время Светлана — лежала и читала книгу.
Жизнь моя в Понырях была нелегкой. Комнатушка, где мы спали, совсем крохотная, и окошко в ней не открывалось, так что ночью было страшно жарко и душно. За водой надо было ходить на колодец в полукилометре от нашего дома, по дороге на этот колодец летали пчелы. Как-то раз одна запуталась у меня в волосах, и я в панике опрокинула на голову пустое ведро, стала визжать и так и добежала до колодца. Пчела тоже испугалась и даже не ужалила меня.