– Это твой дом. Здесь, на Кипре. Тот, который тебе так понравился. Ты рада? – он знал, что убивает ее. Он видел, как она начинает понимать, что происходит. «Умница моя», – подумал он с нежностью. Ему и самому было страшно от того, что он делает.
– И это все? – она это сказала! Сейчас она разозлиться, швырнет подарки ему в лицо, будет обвинять, плакать, обзываться. Нет, она сдержится. Еще не все потеряно. Главное – терпение.
Он молчал. Грустно смотрел на раскрасневшуюся мигом девушку. Вот и все. Сейчас все определится. Каждый займет свое место. Он останется на своем. А она будет его любовницей. Любимой, единственной, но, любовницей. Так надо. Она слишком опасна, чтобы вводить ее в семью. Она обдерет всех до нитки. Переступит и через Лизу и через Алену и даже через него. Да и много ему останется лет жизни, если он подпустит ее слишком близко?
Лариса смотрела ему куда-то в переносицу. Поднять глаза выше у нее пока не было сил.
– Спасибо, – она с трудом улыбнулась.
– Все для тебя, дорогая.
– Это так неожиданно. Но мы же будем приезжать сюда вдвоем, не так ли? – голос Ларисы уже почти перестал дрожать.
– Конечно. Ты же не бросишь меня, старика? – он спросил это так, что Лариса все сразу поняла. Да, она попала. Он никогда на ней не женится. Он закидает ее подарками, будет исполнять все ее прихоти. И он никогда ее не отпустит. До самой своей смерти.
Когда же он вернется? Уже неделя прошла. Деньги кончились, но удалось продать крестик, совсем за копейки. Мамин нательный крестик. Единственное, что у него уцелело от прежней жизни. Он был на нем, когда его били. Когда он очнулся в общине, крестик опять был на нем, заботливо отмытый от крови. Его крови. Как они над ним издевались! Он почти не помнил лиц, только ботинки. Вернее подошвы, мелькавшие перед его глазами, залитыми кровью. Качественные подошвы качественных башмаков «Made in…».
Он опять потянулся к тетрадкам. Единственное чтиво. Когда-то он любил читать. Детективы и приключения. И еще Достоевского. А старушка точно не была совсем уж чокнутой. Некоторые записи, которые сделала Галина, вполне грамотно надиктованы. Просто мемуары.
«…Мы жили на краю Рождественки. Прямо над обрывом. Новая власть не поскупилась – выделила избушку с дырявой крышей и прогнившим полом. Мама плакала, а отец ее даже не пытался успокоить. В десять лет я научилась варить еду. Иногда они о чем-то спорили, но отец всегда настаивал на своем, и мама опять плакала. Люди нас не любили, но не трогали. И что с нас было взять – беднее нас были только мыши в церковном подвале. В двадцать втором году родилась Анфиса. «Поскребыш», как е назвала бабка – повитуха, принимавшая роды. Она была такой маленькой, но красивенькой, что даже соседка, помогавшая нам из жалости, звала ее ангелом. Такой Анфиса и росла – добрая, ласковая ко всем, необидчивая. Мне исполнилось шестнадцать, когда умерли родители. Мама перед смертью рассказала о тайнике. И объяснила, как он открывается…»