– Леша, иди сюда, – махнул он рукой.
Водитель вышел из машины и остановился рядом с Крестовским. Они тихо переговаривались, и Алексей осторожно осматривался вокруг, практически не поворачивая головы. Его цепкий взгляд выхватывал малейшие подозрительные детали.
– Евгений Миронович, я думаю, что Стрелок где-то на дороге. То, что это он, я не сомневаюсь. Севку я с ним уже видел неоднократно. Мы поедем кружным путем. А ребята все прочешут вдоль новой трассы. Не переживайте.
– Вот ведь, гаденыш! Что задумал?
– Поедемте, Евгений Миронович. Нужно, чтобы все видели, что вы уехали. Возможно, у него здесь сообщник.
Крестовский сел в машину. «Ларка спасла мне жизнь. Вот так просто. Моя храбрая маленькая девочка», – он почувствовал, как по телу пробежала волна тепла. «Если бы Севка ее увидел, он бы мог ее…! Убью, урода!» – напрягся Крестовский. Злость вытеснила все другие чувства. Он знал, что ребята из его службы безопасности уже выехали на трассу. Не пройдет и часа, как они найдут Стрелка. А Севка, скорее всего, уже сидит в подвале старой заброшенной дачи. Он набрал номер сотового Кучеренко.
– Ты сидишь? Едешь? Откуда? Понятно. Останови машину-то. Да, так серьезно. Остановился? Тогда слушай. Севка Пушко меня заказал! Да уже все нормально, не мельтеши! Лариса предупредила», – он еще несколько минут слушал, как матерится Кучеренко, а затем отключился.
Елена лежала на кровати и пыталась заснуть. Но не получалось. Думать о сыне было больно. А думалось. Санька, умаявшись от свалившейся на него непривычной работы, уже давно заснул. Елена вдруг вспомнила бабушку. Она бы помогла, успокоила.
Елена долго не знала, как умерли ее родители. Бабушка старательно уходила от разговоров о дочери и ее муже. Вместо этого она рассказывала внучке сказки. В конце каждой сказки маленькая Леночка задавала вопрос: «И этой принцессой была моя мама, да, бабуля?» Бабушка кивала головой, и, подоткнув одеялко, целовала ее в лоб. «Храни тебя Господь», – говорила она. И Лена свято верила, что Бог ее хранит. Даже когда стала пионеркой. Она пела пионерские песни, ходила на линейки, но всегда знала, что у нее есть тот, кто ее хранит. Даже если все вокруг считают, что его нет.
В доме была всего одна икона. Простая, нарисованная на бумаге, в окладе из жесткой фольги. «Казанская Божья матерь, а это маленький Иисус», – объяснила бабушка. Елена подолгу всматривалась в лицо богоматери, и ей казалось, что ее мама, будь она жива, выглядела бы такой же доброй и прощающей. Нашкодив, она просила прощения не у бабушки, а перед иконой. Вера в Бога осталась и тогда, когда заболела бабушка. Молиться, как ни странно, она не умела. Она просто просила о том, чтобы ее бабуле стало легче. И обязательно обещала – я буду ей помогать, буду работать, только пусть она поживет подольше. Периоды обострений чередовались с облегчением. И Лена верила, что так и будет, бабушка будет жить, только нужно просить об этом. И обязательно выполнять свои обещания.