.
Но хуже того. Поражение Игоря было воспринято не просто как военная неудача, но как позор. Игорь «с большим позором вернулся на родину», — записывал Лиутпранд Кремонский. Слова о «постыдном» и «жалком» возвращении русского князя наличествуют и в хазарском письме, и в сочинении Льва Диакона. Часть русского войска погибла даже не от огня или стрел, но от «страшного расслабления желудка», — а что может быть унизительнее этого?!
Как восприняли поражение Игоря в самом Киеве, догадаться не трудно. Плач и уныние овладели теми, чьи сыновья, мужья, братья или отцы не вернулись из похода. Те же, кто уцелел, объясняли случившееся сверхъестественным оружием греков — страшным «олядним» огнем (от древнерусского слова «олядия», то есть хеландия). «Вернувшиеся в землю свою, — читаем в древнерусском переводе Жития святого Василия Нового, — поведали своим о случившемся с ними и о оляднем огне: “Будто молнию, — говорили, — небесную имеют у себя греки и, пуская ее, жгут нас; потому и не одолели их”»[55]. О силе огненного оружия греков русские помнили и десятилетия спустя. Когда в 971 году воины Святослава, осажденные в болгарском Доростоле императором Иоанном Цимисхием, узнали, что по Дунаю к городу подошли триеры с «мидийским огнем», их, по словам византийского хрониста, охватил ужас. «Ведь они уже слышали от стариков из своего народа, что этим самым “мидийским огнем” ромеи превратили в пепел на Евк-синском море огромный флот Игоря, отца Святослава»>{70}.
Княгиня Ольга жила в другом мире, отгороженном от мира простых киевлян высокими стенами княжеского двора. Но и для нее случившееся стало тяжелым ударом. Как и другие члены княжеского семейства, она имела собственные интересы в византийских делах, прежде всего в том, что касалось реализации причитающейся ей части княжеской дани. Судя по тому, что мы знаем о ней, Ольга близко к сердцу принимала княжеские дела и заботы и умела видеть не только внешнюю сторону происходящего, но самую суть событий. Поход на Византию закончился крахом. Вместо ожидаемых потоков золота и серебра, драгоценных византийских тканей и вин в Киев хлынули потоки людского горя, крови и унижения. Надо было готовиться к новой войне, а значит, вновь тратить силы и средства, растравливая не успевшие зажить раны.
Удача, несомненно, отвернулась от Игоря — так понимали случившееся и Ольга, и прочие киевляне. А это было очень плохим предзнаменованием. Удачливость в языческом обществе считалась обязательным атрибутом князя, и ее отсутствие подрывало самые основы княжеской власти.