Предъявленный фоторобот блондина Петр Сергеевич не опознал.
— Да он же, Ярославцев, меня вскользь попросил… — твердил он, бредя за мной к выходу из кабинета. — Вскользь… А подчиненные просто неправильно поняли, я разберусь…
— Петр Сергеевич! — Я резко обернулся к нему. — Могу дать вам очень добрый совет. Очень добрый…
— Да-да?
— Петр Сергеевич! Главное сейчас, чтобы некто Ярославцев ничего… вы понимаете… ничего из нашего с вами разговора для себя не вынес…
— То есть… могила! — Заверяюще прижались руки к груди. — Абсолютно!
В искренности последних слов и последнего жеста я не усомнился. Петр Сергеевич определенно был не дурак!
А сегодня с утра Лузгин начал уже отрабатывать данные по Ярославцеву…
Шеф закончил гневную речь, я попросил слова и, отринув приготовленные фразы, сухо доложил о последних результатах работ. Заверив, что в течение самого скорого времени Коржиков будет арестован. Но не по поводу убийства…
— То есть? — озадачился шеф.
— Напролом пойдем — дело погубим, — сказал я, глубоко убежденный в своих словах. — Убийства вас смущают? Кровь взывает к отмщению? Но убийства-то — всего лишь отголоски других историй, нам неизвестных. А для их прояснения нужна информация, а не аресты. Надо терпеливо завести невод в омут. И тянуть его, когда перегородим все выходы. Чем и занимаемся. А потому нужна помощь: много людей и много техники…
— Сначала разберемся с Коржиковым! — Шеф стукнул по краю столешницы ребром ладони. — Каким образом вы…
— Разрешите доложить завтра? — попросил я. — Сегодня Коржиков должен нам крупно помочь. Очень крупно.
— Не морочь мне голову! — Шеф повторил удар по столешнице, на сей раз кулаком. — Сплошные таинства! Чтобы завтра…
Когда я очутился у себя в кабинете, то крепко призадумался об ожидаемых событиях сегодняшнего дня.
Сегодня благодаря кропотливой работе оперативников следствие входило в фазу первого результата.
Таксист Коржиков, крутившийся возле своего работодателя Воронова, был фигурой достаточно примитивной: рвач на подхвате, не брезгующий любым заработком — будь то трояк, будь три тысячи. Деньги олицетворяли его религию и его божество одновременно. Воронов же представлялся типчиком позанятнее. Во всяком случае, благодаря сведениям, грамотно выуженным из старожилов кооператива, путь его социальной эволюции вырисовывался наглядный и в чем-то даже типичный.
Школа, армия, после — завод, где Толя сразу же выбился в передовики, причем по праву: руки, у него были золотые, металл он любил, знал и знание это решил применить для восстановления старенького «Запорожца», приобретенного заодно с боксом в кооперативе на все трудовые сбережения. Специфику автодела освоил походя, и, когда завершил ремонт, знатоки утверждали, будто отличить машину от сошедшей с заводского конвейера было попросту невозможно. Прилежно Толя работал, халтуры не выносил органически… За машину предложили сумму, вполне Толю устроившую. Расстался он с «Запорожцем» без сожаления, хотя всего-то пришлось покататься дважды: от магазина до гаража и от гаража до магазина. Зато появились деньги. И купил на них Толя битые всмятку «Жигули», которые через месяц не отличались от новых…