— Поработали, ребята, — подытожил тихо. — Теперь всем спать. До шести утра. Действует только служба наблюдения за Бубликом этим. Завтра, вероятно, будем его брать. Свое он нам сегодня отыграл как по нотам.
Опергруппа покинула помещение, а через пять минут Лузгин и я любезно предлагали Анатолию выбрать себе местечко поудобнее.
Допрос я построил не на основе фактов сегодняшнего дня, их обходил, зная, если ими давить, начнется: спать хочу, не имеете права… Пошел по принципу спортивной борьбы: противника поначалу надо легонько толкнуть, вывести из равновесия, а тут уж он на прием и напорется…
Начал со знакомств: кому машины ремонтировались. Услужливо приводил известные допрашиваемому имена. С явным, естественно, попаданием в криминал… Толя то взвинчивался, то замыкался, а я, фиксируя точность попаданий, с шуточками-прибауточками дожимал линию прорыва на откровенность.
— А вот Виталик с набережной, — посмеивался я. — Чего насчет него скажешь? Тоже не знаю, не ведаю?
— А он-то при чем? — искренне возмутился Толя. — Ну, рихтовал я пару раз «форд» его по пустякам — крыло, капот… По-дружески, чтоб пиццей приличной угостил при случае…
— Да откуда у него приличная… — подал я саркастическую реплику.
— Не, у них в пиццерии прилично готовят! — уверил Толя и горько поджал губы, сознавая, видимо, что пиццы теперь ему не видать долгие лета…
«Значит, в пиццерии встреча…»
— Ну, а Коржиков? — продолжил я без интереса. — Он вроде Виталию друг?
Фокус не удался: Толя передернулся, как лошадь, укушенная слепнем, постигая коварную подоплеку вопроса, а затем с вызывающе будничной интонацией произнес:
— Спать хочу. Права вы не имеете в это время…
Я вызвал конвой.
— Спокойной ночи, — механически сказал на прощание Воронову.
А вот тут Толя психанул. Мое пожелание было воспринято им как изощренное издевательство.
— Умри, чучело! — вылупив глаза, заорал он, остолбенев от ярости. — Инквизиторы… иезуиты! Чтоб вас…
— Заткнулся бы ты, парень… — в упор глядя на него тяжелым взглядом, произнес Лузгин, надвигаясь неспешно и грозно.
Воронов замолчал, глядя на нас исподлобья.
— И сообразил бы, как правильно себя вести, — продолжил Иван Семенович. — Дел на тебе повисло — виноградные гроздья. Улики налицо. И помочь нам — прямая выгода. О чистосердечном признании, раскаянии, прочих материях толковать не стану — то не про вас романсы. А вот о выгоде… Ты ее всегда искал. Ищи и теперь.
— Практически рассуждать призываете? — спросил Толя ядовито. — А я и рассуждаю практически. Приду из тюряги гол, бос, к кому путь держать? А к тем, кого сейчас вы сдавать рекомендуете. Положим, сдам за мелкое к себе снисхождение. А после? Кто накормит-напоит, работенку подкинет? Или вы меня в прокуроры устроите?