Надежды маленький оркестрик (Окуджава) - страница 40

На первую страницу
на сытную должность стрелка.
Не словом трибуна, не тяжкой киркой
на благо родимой страны —
он все норовит заработать строкой
тебе и себе на штаны.
И все же, и все же не будь с ним суров
(не знаю и сам почему),
поздравь его с тем, что он жив и здоров,
хоть нет оправданья ему.
Он, может, и рад бы достойней прожить
(далече его занесло),
но можно рубаху и паспорт сменить,
да поздно менять ремесло.

«Осень ранняя. Падают листья…»

Осень ранняя. Падают листья.
Осторожно ступайте в траву.
Каждый лист – это мордочка лисья…
Вот земля, на которой живу.
Лисы ссорятся, лисы тоскуют,
лисы празднуют, плачут, поют,
а когда они трубки раскурят,
значит – дождички скоро польют.
По стволам пробегает горенье,
и стволы пропадают во рву.
Каждый ствол – это тело оленье…
Вот земля, на которой живу.
Красный дуб с голубыми рогами
ждет соперника из тишины…
Осторожней: топор под ногами!
А дороги назад сожжены!
…Но в лесу, у соснового входа,
кто-то верит в него наяву…
Ничего не попишешь: природа!
Вот земля, на которой живу.

«Мы едем на дачу к Володе…»

Мы едем на дачу к Володе,
как будто мы в кровном родстве.
Та дача в Абрамцеве вроде,
зарыта в опавшей листве.
Глядят имена музыкантов
с табличек на каждом углу,
и мы, словно хор дилетантов,
удачам возносим хвалу.
Под будничными облаками
сидим на осеннем пиру,
и грусть, что соседствует с нами,
все чаще теперь ко двору.
Минувшего голос несносный
врывается, горек, как яд…
Зачем же мы, братья и сестры,
съезжаемся в тот листопад?
Зачем из машин мы выходим?
Зачем за столом мы сидим?
И счетов как будто не сводим —
светло друг на друга глядим.
Мы – дачники, мы – простофили,
очкарики и фраера…
В каких нас давильнях давили —
да, видно, настала пора.
Свинцом небеса налитые,
и пробил раскаянья час,
и все мы почти что святые,
но некому плакать о нас.
На даче сидим у Володи,
поближе к природе самой,
еще и не старые вроде,
а помнится… Боже ты мой!

«Карандаш желает истину…»

Карандаш желает истину знать.
И больше ничего.
Только вечную и чистую,
как призвание его.
И не блатом, не лекарствами —
создан словно на века.
Он как джентльмен при галстуке,
как умелец у станка.
Он не жаждет строчки прибыльной,
задыхаясь на бегу —
только б у фортуны гибельной
ни на грош не быть в долгу.
И пока больной, расхристанный,
вижу райские места,
взгляд его, стальной и пристальный,
не оторван от листа.
И, пока недолго длящийся
жизни путь к концу лежит,
грифелек его дымящийся
за добычею бежит.
Подступает мгла могильная,
но… уже совмещены
зов судьбы, ладонь бессильная,
запах пота и вины.

Капли Датского короля

Вл. Мотылю

В раннем детстве верил я,
что от всех болезней
капель Датского короля
Следующая страница