Надежды маленький оркестрик (Окуджава) - страница 45

На первую страницу
На границе стоит часовой.

«Долго гордая упряжка…»

Виктору Забелышинскому

Долго гордая упряжка
через жизнь меня везла,
и счастливая ромашка
на пути моем росла.
Ехал я, еще не старый,
якоря свои рубя,
и какие-то гитары
предлагали мне себя.
Что-то бури предвещало,
бормотало все о том…
Время сказок не прощало —
это скажется потом.
Все потом: и сожаленье,
что не выпало посметь,
и везенье, и прозренье,
и раскаянье, и смерть.
И пронзенный этим знаньем,
все запомнив назубок,
перед главным наказаньем
призадумался ездок,
не прося услад у Бога,
не прельщаясь на обман…
Все равно одна дорога —
пыль, разлука да туман.

«На углу у гастронома…»

Д. Самойлову

На углу у гастронома,
на стеченье мостовых
как два древних астронома —
два печальных постовых.
Что ж вы дремлете, ребята?!
Собирайте-ка отряд:
недалече от Арбата
снова в Пушкина палят!
Похудевший и небритый,
приложась щекой к земле,
он о п я т ь лежит убитый
с грустной думой на челе.
Пистолет старинный рядом,
весь сюртук уже в крови,
где-то, за потухшим взглядом —
крик надежды и любви.
Пушкин, Пушкин, счет обидам —
очень грустная статья.
Но неужто быть убитым —
привилегия твоя?
Пистолет стреляет прямо,
да молва спешит в обход…
Ах, ни бронза и ни мрамор
не спасают от забот.
И опять невежда скромный
выбегает на Тверской
и огромный перст погромный
водружает над Москвой.
И опять над постаментом
торопливым инструментом
водружают монумент,
как эпохи документ.

Большая перемена

(школьная песенка)

Долгий звонок соловьем пропоет в тишине,
всем школярам перемену в судьбе обещая.
Может, затем, чтоб напомнить тебе обо мне,
перемена приходит большая.
Утро и ночь проплывают за нашим окном.
Хлеб и любовь неразлучными ходят по кругу.
Долгий звонок… Мы не раз еще вспомним о нем,
выходя на свиданье друг к другу.
Время не ждет. Где-то замерли те соловьи.
Годы идут. Забываются школьные стены.
Но до конца… Это, видимо, в нашей крови
ожиданье большой перемены.

«Среди стерни и незабудок…»

Ю. Мориц

Среди стерни и незабудок
не нами выбрана стезя,
и родина – есть предрассудок,
который победить нельзя.

«Живые, вставай-подымайся…»

Живые, вставай-подымайся,
будь счастлив, кто снова живой,
на первый-второй рассчитайся,
ряды поредевшие сдвой.
Чисты ваши тонкие руки,
ясна ваших глаз синева.
Цена на минувшие муки
ничтожна, как дым и слова.
Чем дальше от юности дерзкой,
тем ближе мы к черной земле,
и отсветы бури вселенской
лежат как печать на челе.
И все неподатливей струны,
и с каждой минутой трудней
увидеть в усмешке фортуны
улыбку надежды своей.
Но если сержанта былого
из тьмы появляется лик,
душа моя, честное слово,
опять замирает на миг.
И если учитель ворчливый
Следующая страница