Но в какой-то момент время, покинувшее это место, вернулось, чтобы проникнуть обратно, и, замерев, внезапно снова начать свой бег. Случилось то, что заставило их вспомнить — они живут на земле, где нет мест, которых «не существует», и выход за пределы реальности — не более чем мечта.
Подъехала черная машина, которая везла их сюда. Несколько мужчин в черных костюмах вышли оттуда и вежливо обратились к ее спутнику. Они что-то участливо говорили ему. Было очевидно, что они пытаются в чем-то убедить его, но в чем? Водитель, который привез мужчин в черном, стоял в стороне с таким выражением лица, будто он совершил страшное преступление и ему положена смертная казнь. Он не смел даже взглянуть на спутника матери. «Простите меня», — сказал он ей и отошел, низко опустив голову; она догадалась, что произошло. У водителя не было выбора. Вряд ли можно было обвинить его в том, что он показал, куда привез своих пассажиров, этим мужчинам, сломавшись под градом вопросов. Но для них двоих хуже этого и придумать нельзя было. Упрямство ее любимого в итоге было сломлено силой. Его чуть ли не на руках внесли в машину. Ее тоже усадили в салон.
Машина направилась к Сеулу. Город был сердцевиной той реальности, о которой они забыли. Сидя в машине, он крепко сжимал ее руку. Она смотрела на него горящим взглядом. Она готова была услышать любые слова из его уст. Она не понимала, что происходит, но что бы там ни было, — она на его стороне. Кажется, теперь она пошла бы за ним даже на смерть. Она так глубоко и горячо верила в него.
Сидя в мчащейся к реальности машине, он, будто признавая, что до этого жил бессмысленной, поддельной жизнью, сказал ей:
— Ты была бы очень удивлена, если бы узнала, чем я занимаюсь и как живу. Но теперь этому конец. Юнхи, ты моя единственная надежда.
Ей о многом хотелось спросить, но она не говорила ничего. Вместо этого, она положила голову ему на грудь, словно показывая свое безграничное к нему доверие. Ее на самом деле меньше всего интересовали политические интриги. Единственное, что волновало ее, — этот мужчина. Своим жестом она сказала ему то, чего не нужно говорить вслух, а он без слов понял ее. Они долго молчали.
— Мне кажется, ты относишься ко мне так же, как я к тебе, а ты для меня — надежда. Я никогда не изменю своего мнения. — Единственное, что он сказал ей перед тем, как она вышла из салона автомобиля.
И еще — поблагодарил ее. Услышав слова благодарности, она заплакала. Он протянул ей платок. Она вытерла слезы и скомкала платок в руке. Она не знала, что это было начало долгой разлуки. Было, правда, что-то на уровне предчувствий. Мать помнит, как машина скрылась из виду, а слезы все лились из глаз, и сдержать их никак не удавалось. Помнит, как взорвалось что-то внутри, и на нее нахлынуло тяжелое, неотступное чувство тоски; как она, несмотря на все старания, не могла удержаться и плакала — сначала тихонько, и слезы тонкими ниточками бежали по ее щекам, но чем дольше она плакала, тем сильнее сотрясали ее рыдания, — как она, захлебываясь в водопаде слез, в изнеможении опустилась на землю. Не было ли все это дурным предзнаменованием их несчастливой судьбы?