Ванесса научилась ездить верхом в пятнадцать лет и носила его с тех самых пор. В последние годы ей не раз приходилось его перешивать и расставлять, но все равно теперь он был ей несколько тесноват.
Однако маркиз не обратил на него никакого внимания. Ванесса испытала облегчение, поняв, что не разучилась натягивать поводья, а Рэкфорд отдал дань ее прямой осанке.
— В моем имении много уголков, которые мне хотелось бы вам показать, — сказал он, — но сегодня не хочется отдаляться на много миль от дворца. Я боюсь, что вы устанете Вам надо привыкнуть, а то вы, наверное, чувствуете себя довольно скованно, если давно не садились в седло.
— Даже если вы и правы, это не имеет значения, — откликнулась Ванесса. — Я так рада, что снова могу скакать верхом и быть… рядом с вами.
Освещенная ярким утренним солнцем, она выглядела просто очаровательно. Ванесса поглядела на него, и маркиз улыбнулся ей в ответ. В эту минуту она почувствовала себя счастливейшей из смертных.
Они объехали вокруг дома, а в полдень маркиз повел ее на прогулку в парк, где девушка обнаружила много неизвестных ей ранее трав и цветов, старинные солнечные часы, огороженные кирпичными стенами елизаветинских времен, и бархатистые зеленые лужайки, ведущие к храму в античном стиле или к римским статуям, привезенным в Рэкфорд-парк одним из предков маркиза.
— Сегодня мне удалось узнать столько нового, — с удовлетворенным вздохом проговорила Ванесса, когда они вернулись во дворец.
— С помощью человека, который мечтает вас всему научить! — ответил маркиз.
— И вам это еще не надоело? — с беспокойством спросила Ванесса.
— Для меня это ново и занимательно, я нисколько не преувеличиваю, — заверил ее маркиз.
Ванесса поднялась наверх, чтобы переодеться к обеду. По пути она вновь поглядела на портреты предков маркиза, висевшие на стенах, и подумала, что загородный дворец обязан своим великолепием каждому из них.
Доркас ждала Ванессу и помогла ей переодеться. Единственной «ложкой дегтя в бочке меда», как любила выражаться ее верная служанка, было отсутствие настоящего вечернего платья, и никакой достойной замены ему пока не предвиделось.
Девушка в очередной раз огорчилась, решив, что маркиз непременно заметит скудость ее гардероба. Но тут же вспомнила его слова о рамке и картине.
Конечно, эта мысль немного утешила, но ей все равно стало досадно — вокруг царила роскошь, и на таком фоне она выглядела уж слишком скромно и невыразительно.
«Допустим, у меня было бы платье, как у миссис Фицгерберт прошлым вечером, и бриллиантовое колье, как у герцогини Девоншир. Стал бы маркиз от этого больше меня любить?» — задала она себе вопрос.