Ударил я его раз, другой, три раза. Кричал я во сне:
- Это тебе за Шибу Крвавца, это за Зулфу Бостанджича, за всех папиных товарищей, диктатор хренов!
Снежана Видович внезапно подобрала подвенечное платье и стала бить его ногами, а он только прикрывался.
- Почему не подождал нас, диктатор! Отвечай!? Отвечай!? - кричал я и в конце концов проснулся.
- Что с тобой, сынок? - спросила меня мама, а я ей ответил:
- Ничего, приснился мне Чарли Чаплин!
По пути домой отец за рулем машины часто смотрел в зеркало на мое лицо. Потом подмигнул и сказал:
- Ты мой сынок!
Это был для меня значительный момент.
Хотя значения этого слова я не понимал, но все же мне было обидно, что я еще не достиг половозрелости, как мои родственники: Эдо, Дуня, Сабина и Аида. Все они жили в большом доме дедушки на улице Мустафы Голубича дом 2. Этот дом был куплен на сбережения и приданое, которое дед все же получил после тайной свадьбы. Только вот не понимал я, на какие средства умудрялся он содержать такую громадину, которую построил какой-нибудь барон, судя по фонтану, сейчас заросшему бурьяном, и просторной террасе с мраморным полом.
Мама объяснила мне:
- С аренды, сынок.
Не знал я, что это значит, но видел, что живут там две семьи, которых зовут по-другому. Это были съемщики. Одни жили на втором этаже, у входа в большой коридор и звались Котниками, а другие назывались Бегичами и жили внизу.
Фасад этого дома потихоньку разрушался, но, как всегда бывает с красотой, обветшалость только подчеркивала ее, и здание запомнилось мне как самое в моем детстве чудесное.
Отец мой не был против, чтобы мы проводили в том доме выходные, но говорил:
- Везде в мире люди женятся и уходят от родителей, начинают собственную жизнь, а твоя семья, Сенка, живет в средних веках. Никак не оторвутся они от материнской юбки.
Был это один из редких случаев, когда мама соглашалась с отцом.
- Нету жизни в коммуналке, - говорила она и была горда нашей полуторакомнатной квартирой.
А мне эта коммуналка нравилась, потому что не было у меня ни брата, ни сестры. Когда я оставался ночевать у Эдо, Дуни, Сабины и Ады, мне казалось, что теперь они мои сестры и брат.
Сенкина мамуля на каждое мое посещение готовила картофельную питу из ржаной муки. Никогда, ни одна пита не могла сравниться с питой нашей мамули. Сенка говорила, что это из-за духовки и печки из листового железа, которую можно было топить и дровами и углем. Пока я ел, мамуля гладила меня по голове, а я спрашивал, что она держит в сундуке под кроватью, который мы еще называли «таинственным мамулиным сундуком». Трогал я ключ, будто на ожерелье висевший у нее на под воротником, и слушал, как она отвечает: