Растянувшись на узкой полке болгарского вагона, в котором мешались запахи колесной смазки и дешевых духов, я читал лекции по режиссуре профессора Отакара Вавра. И, под однообразный стук колес, утонул во сне. Резкое торможение разбудило меня через несколько часов. Поезд остановился в какой-то дыре, я проснулся и мое сердце сильно застучало. Наверное, приснилось что-то, думал я, пока в паху меня не зачесалось. И как начал я с тех пор чесаться, так и не смог остановиться до самого Сараево. Везде по телу у меня свербило. Время от времени я заходил в грязный туалет и поливал себя водой, чтоб избавиться от расстройства, что, вот, потратил деньги, а спать не могу, и, судя, по всему, подцепил чесотку. Не сдержался, и заявил усатому болгарину:
- Слышишь, усатый, без обид, но поезд твой чесоточный, чешется у меня прямо везде, свербит по всему телу.
А он мне:
- Братко, у меня поезд сто процентов гигиены, - и брызнул спреем, от которого снова завоняло дешевым запахом, неприятно отдающим колесной смазкой.
- А ты, кто знает какие бляди водил, братко, в кровать, вот получил мандавошки, ха-ха..
- От мандавошек чешется только в одном месте!
Добрался я домой, а по всему телу повыскакивали у меня прыщики. Показал их Сенке, а она говорит:
- Чесотку ты подцепил, Эмир, типичная чесотка, ничего другого!
Сразу же достала какую-то желтую мазь. Намазался я ей от головы до пят, и она сказала:
- Пройдет, только надо все время мазать. Ничего страшного, хоть и неприятно.
И я, под воротник вымазанный желтой мазью, уехал на Яхорину. Отец дал мне свой фольксваген. За рулем был Зока Билан, и еще были Харис, Паша и Злая Мулабдич.
В отеле «Яхорина» Майи не было. Выпили мы немного, и поехали к «Младости» где, будто бы, сидели и пили Майя и Селимович. Не было их в «Младости». Тут уж мы напились так сурово и мужественно, что я даже рад, что мы никого не встретили. А то начались бы все эти пьяные разговоры. Я уже тогда владел техникой самоподслушивания. И, поскольку был пьян не беспробудно, помню, что надоедливо долдонил одно и то же. Опять же, происходило это против моего желания, пьянство овладевало мной, трезвость выталкивала меня назад, в общем, шансов на другой исход этого вечера не было. Пока с тем, с чем не совладала трезвость, не справился страх.
Поскользнувшись на обледеневшем спуске перед «Младостью», я, падая, схватил за галстук официанта, который заботливо вывел нас во двор, желая выпроводить и пожелать счастливого пути. Человек протягивает тебе руку помощи, а ты его хватаешь за галстук. Ну, и что после этого он мог о нас подумать. В своих легких мокасинах поскользнулся я на льду. Сразу же ситуация закрутилась автомобильной покрышкой, вертящейся все быстрей и быстрей, пытаясь проскочить лед и зацепиться за землю. Официант этот оказался необычайно ловок. Умудрился он как-то особо быстро развязать галстук, и я заскользил вниз по склону спиной назад и грохнулся в снег. Когда я встал на ноги, около меня никого не было, не видно было и отеля. Попытался идти, и сразу снова упал, покатился по крутым откосам, и когда заново встал, снега было уже по пояс. Из-за разницы температур от меня шел пар. Вокруг ничего не было видно, и не раздавалось ни звука. Пока снег охлаждал горячую голову и разогретую алкоголем кровь, это было ничего так, приятно. Меня даже разобрал смех от такого приятного охлаждения, но все же скоро захотелось и погреться. Хорошее чутье и немного страха помогли мне добраться до отеля «Яхорина». Там Ньего сказал мне: