«Амаркорд» для моих фильмов значил то же, что для Вселенной Великий Взрыв. Образы и идеи из того фильма стали речной запрудой, питающей вытекающие из нее потоки - мои фильмы. После этого фильма, все происходившее в моей киножизни, стало измеряться этим аршином. Будто акции самых важных в моей жизни вещей подскочили на жизненной бирже... Мама, отец, дом, друзья, мост, род, все, что само собой зацепилось и осталось в душе. Да, тенистые аллеи, холмистые пейзажи, женские задницы, велосипеды, молитвенные высоты, мосты, поезда, автобусы, и все, что я в жизни не люблю: галстуки, небоскребы, кухонные плиты, школы, больницы, все, что я считаю правильным: благородство, храбрость, историю, музыку, теперь я открыл заново.
Мой дипломный фильм назывался «Герника» и на «Амаркорд» похож не был, но невидимым мостом был связан с этим фильмом, так, чтобы, гуляя, можно было перейти с одной стороны на другую. Через тот мост перемещались идеи и уничтожали разницу в переживании мира, одновременно в боснийских горах и на средиземноморском побережье. Моя «Герника» взяла из «Амаркорда» правило, что человека надо снимать в пространстве, чтобы лицо его не выделялось из окружения. Такой взгляд возник после более чем десятикратного просмотра этого фильма. Когда я показал свой дипломный фильм профессору Отакару Ваври, он сказал:
- Это серьезный фильм. Ради таких работ, можно сказать, и стоит учить студентов режиссуре, - а я подумал: «Спасибо тебе, Фредерико!»
Покойник был убежденным противником алкоголя.
В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году у меня родился сын Стрибор. В том же году я закончил учебу в Праге, так что из моей жизни исчез страх превратиться в персонажа социальной литературы начала двадцатого века. В этих романах мои коллеги-провинциалы совершенно терялись в больших городах. В моем случае, эту ступеньку уже удалось преодолеть. Вопреки наблюдениям об умных режиссерах и глупых отцах, фильмах и детях, высказанным профессором Земаном, рождение сына стало для меня очень важным событием. Такого вот новорожденного младенца, как в фильме Стэнли Кубрика "Одиссея 2000". Ребенок как космическая радость, но с теплом материнской утробы и без ощущения холода, царившего в кубриковском космосе. Возвращение в родной город не было таким грустным, как отъезд из него. Какую же нам устроить свадьбу? Ответить на этот вопрос было нелегко, потому что не совсем было понятно, к какому социальному слою мы принадлежим? В те времена у некоторых новобрачных пар стало появляться такое любопытное обыкновение, сочетаться браком лишь в присутствии свидетелей и, после регистрации в ЗАГСе, вместо настоящего свадебного пира ограничиваться скромным обедом. Когда мы сказали родителям о такой свадьбе, они сразу же пришли в негодование: