В институте обнаружилось: сокурсницы не слишком отличаются от поселянки. Сокурсники не отставали. Любовная горячка, охватившая курс, усиливала вульгарность еще недавно таких приятных людей. Любовная горячка имела объяснение, достаточно пошлое. Сокурсницы торопились устроить судьбу: выйти замуж, если получится, или так пристроиться. Юрий пережил пару романтических историй, закончившихся быстро, именно потому, что как раз романтическими они не были. Барышни оказались не столь непосредственны, как деревенская подруга, но все равно прокалывались. Пусть не сразу после акта любви, но довольно скоро. У пошлости оказалось одно лицо с множеством выражений. Совсем без романов обойтись не получалось: Юрий притягивал барышень, как цветок вазочки. Он был высок, хорошо сложен, хотя несколько тонок в кости; как ни стриг волосы, те все равно ложились опереточными темными кольцами. Особенно же хороши казались глаза с короткими, но удивительно густыми ресницами, темные блестящие и какие-то медленные. Рот подкачал – невыразительный и вялый, но как раз в деревне Юрий отпустил усы и сделался совершенно неотразим.
Одна барышня грызла ногти и обожала плюшевых медведей. "У-ти пусеньки", – говорила она, целуя самого большого, заходя в комнату, и это еще можно было вынести. Но "пусенька", обращенное к Юре, и манера шмыгать носом оказались чересчур. А еще она пользовалась сладкими духами и носила розовые кофточки с оборками даже зимой. Вторая барышня предпочитала спортивный стиль, а косила под женщину-вамп. Она укусила Юрия до крови, что тоже можно было бы стерпеть. А вот презервативы с отдушкой и его собственное имя, выведенное специальной тушью на худых ягодицах, – нет.
Юрий утешал себя тем, что оказался не там, строительный институт – ошибка и сокурсники – ошибка, есть другие, тонкие, чуткие.
На работе стало только хуже. Громадная организация, много женщин, мужчин поменьше, и все озабочены одним: как прожить жизнь наиболее бездарно. Женщины, не стесняясь его присутствием в комнате, обсуждали покупки, белье, рези в животе, как муж вчера нажрался, как свинья, какая свинья Ольга Степановна и какая толстая задница у директора. Юрий утром плелся по длинному коридору к своему отделу и боялся, что на этот маршрут от проходной до кульмана уйдет жизнь. Мужчины говорили о футболе и политике, на перекурах – о женщинах. "Ты видел новенькую, у изыскателей? Ну и буфера, доложу тебе. А задница – как футбольный мяч!" Все шутки сотрудников обнимались темой "ниже пояса". Если бы не Стас, с которым когда-то учились в школе, и вот, встретились на новенькой работе! Стаса любили пятидесятилетние тетеньки с обесцвеченными волосами, ражие начальники, коллеги-мужчины, уборщицы, а уж о молодых сотрудницах и говорить нечего. Хотя выглядел Стас так себе: полноватый, с легкими залысинами, в очочках, картавый и суетливый. Стас играл на гитаре, пел хриплым голосом соответствующий репертуар, вплоть до запредельной попсы. Хорошо хоть анекдоты не рассказывал. Стас позволял себе спрашивать краснеющую барышню: "Подмылась ли ты на ночь, Дездемона?" – и барышня довольно хихикала. Впрочем, чего и ждать, но Юрий терпел. Стас писал поздравительные стишки к 8 Марта, Новому году, юбилеям и корпоративным вечеринкам, заурядные пошлые стишки, но порой в них сквозило неуловимое, истинное.