Жена Реброва не посчитала нужным объявить, что окончательно уходит к другому мужчине, но ошибиться в ее намерениях было трудно: еще с вечера она начала демонстративно собирать вещи.
Посредине гостиной Лиза положила открытый чемодан, так что мимо него невозможно было пройти не ударившись или хотя бы не зацепившись, и стала сносить туда свои платья, белье и другое необходимое ей на первое время «приданое». Было такое впечатление, что в квартире возникла своеобразная «черная дыра», которая втягивала в себя и перемещала в какое-то другое измерение личные вещи, памятные обоим безделушки, да и вообще всю их недолгую совместную жизнь.
Не много нашлось бы женщин, способных на равных состязаться с женой Реброва в мастерстве устраивать эффектные семейные сцены. И этот громадный чемодан в центре квартиры являлся, конечно, большой находкой Лизы, одной из вершин проявления ее специфического таланта. Она сама понимала это и была очень раздосадована, что не имеет зрителей, способных по достоинству оценить представление, и что ее попытки придать своему уходу максимум драматизма не очень расстроили мужа.
В то время как Лиза упаковывалась, Виктор сидел за своим столом и в сотый раз просматривал документы, накопившиеся при подготовке статьи о «Русской нефти». За последние недели это стало для него своеобразным вечерним ритуалом.
Он не знал, что заставляет его каждый день перебирать знакомые от первой до последней строчки бумаги. А точнее, не хотел признаваться себе в этом, потому что каждый раз, когда Ребров пытался докопаться до причин своего бессмысленного занятия, в нем поднималась громадная волна обиды она перехватывала горло и заставляла учащенно биться сердце. Виктор боялся захлебнуться в этом чувстве несправедливости, ведь он нисколько не сомневался, что, подняв шум вокруг той злополучной статьи, его просто подставили. Причем подставили как полное ничтожество, которое не может постоять за себя.