Но поначалу такого рода бизнес требовал очень серьезных усилий. Первые четыре года Тунань провел на колесах. За это время ему не удавалось спокойно постоять или посидеть. Кроме встреч с клиентами, все остальное время он проводил в полулежачем, полусонном полузабытьи. Кроме того, ему приходилось кормить и поить партнеров, ведь именно неформальное общение способствует благополучному ведению дел. Стоило раза три выпить за одним столом, и между партнерами устанавливались буквально братские отношения. Ведь братья – они потому и братья, что сосут молоко из одной груди. Точно так же дело обстоит и с совместными застольями. Свои боевые действия Тунань разворачивал по двум направлениям. Сперва он устремлялся к мелким сельским производителям, среди которых искал, так сказать, продавцов кур, а уже потом бежал в город искать для них покупателей. Естественно, что продавцы и покупатели при этом не сталкивались. Их слияние происходило за счет Тунаня, это и называлось рынком, бизнесом, торговлей, деньгами. Вот такие дела. За эти четыре года у Тунаня накопилось две коробки с визитками. Одна – с визитками со стороны покупателей, другая – со стороны продавцов. Вся торговля Тунаня находилась в этих двух коробках, но, несмотря на это, он не жадничал. И благодаря этому его бизнес отличался постоянством. Как говорится, «если имеется мясо, то навар достанется всем», «если имеется одеколон, то брызг хватит на всех». Коль скоро Тунань руководствовался этим принципом, довольными оставались все: и покупатели, и продавцы, и тем более сам Тунань. Вот так-то. Наконец Тунань стал замечать, как к нему начали прибывать деньги, он услышал шум их потока, их шуршание.
Тунань разбогател. Первым делом он перевел свою наличность в акции, что считалось признаком горожанина. Точно так же, как крестьянином может называться лишь тот, у кого есть хотя бы одна свинья и десяток кур, горожанином считается лишь тот, у кого в руках сосредоточены акции, «несущие яйца». Тунань успокоился. Он вспомнил своего отца. У этого бедного упрямого старика в отношении бытия существовал какой-то невообразимый «идеал». Этот «идеал» уже впитался в их род, проник в их кровь. И теперь он всецело обуславливал жизнь потомков, все действия которых должны были определяться исключительно «устоявшимся курсом». Тунань стал первым в их роду отщепенцем. Отщепенцам свойственно в душе испытывать раздирающую боль отслоения – она пробирает до мозга костей, несмотря на то что затронуты лишь поверхностные слои. Чувства при этом обостряются до предела. Однако отделение Тунаня от семьи тоже можно считать предопределением, его судьбу формировала новая эпоха. Период зачатия и вынашивания неизбежно заканчивается родами, и как бы сильно ни пострадала при этом мать, плод ее щадить не будет. В нашем случае этим образным материнским чревом был именно отец Тунаня. Являясь старшим сыном, Тунань понимал, какие муки доставляет отцу, но ничего не мог с этим поделать. В противном случае это обернулось бы для него гибелью в чреве. Да и не волен человек сам себе выбрать дату смерти. Ничего уж тут не поделаешь. Единственное, что мог сделать Тунань, – это компенсировать причиненные им страдания деньгами. Именно так обычно и поступают дети в отношениях со своими родителями. Однако Тунань боялся показаться чересчур бестактным. Когда у него появились финансы, он послал отцу всего одну тысячу юаней, это был пробный шаг, успех которого, в случае принятия денег, предопределил бы общую благоприятную ситуацию. Однако спустя десять дней перевод на обозначенную сумму вернулся обратно с пометкой о том, что адресат не объявился. Это стало настоящим ударом для Тунаня. Ведь ему намекнули, что он отброшен, что для семьи его вообще больше не существует. Эту тысячу юаней Тунань спустил в ресторане, напившись до беспамятства. А когда он очнулся, его пьяный взор вдруг мысленно сосредоточился на младшем брате. Он разработал план, с помощью которого надеялся воскреснуть в новом облике. С этого момента судьба младшего брата Тубэя оказалась в его руках.