Чтобы обсудить со старшим братом проблему своего заработка, Тубэй выбрал момент, когда они ели лапшу. Уподобляясь представителям голубых кровей, Тунань во время походов по ресторанам мог проявлять привередливость толстосума. Другое дело – его поведение во время трапезы с лапшой. Только такое блюдо, как лапша, способно по-настоящему раскрыть истинное лицо китайца. Тунань поглощал лапшу звучно, с большим аппетитом и смаком. Весь его лоб вспотел, нос потек, пока он то и дело засасывал в себя бульон с лапшой. Заметив на лице старшего брата удовольствие от чревоугодия, Тубэй тихонько обратился к нему:
– Брат, а что, если бы я стал помогать тебе кое в чем, заодно хоть на мир бы посмотрел.
Тунань даже не поднял головы, он только быстренько убрал языком застрявший в передних зубах кусочек зелени и спросил:
– У тебя закончились деньги?
– Тут дело не в деньгах, я просто хочу в чем-нибудь разбираться.
– В чем, например?
– В социальных вопросах.
– В чем еще? Я и так могу тебе сказать, что сейчас у нас начальная стадия зарождения социализма, – выпалил на одном дыхании Тунань.
– Кроме того, я бы мог тебе в чем-нибудь помогать.
Тунань выпил до дна весь оставшийся от лапши бульон, облокотился обеими руками о край стола и, скривив рот, сказал:
– Тубэй, ты едва только свой хвост задерешь, я уже чую, чем дело пахнет, тебе лучше расстаться с этими своими мыслями. Я раз и навсегда запрещаю тебе заводить со мной разговор на эту тему. Мне это не нравится. Ты меня понял?
Тубэй только моргнул пару раз, не осмеливаясь больше произнести ни слова.
Городская жизнь, словно помои, полна всякой всячины, одни моменты приносят воспоминания, другие – заставляют что-то забыть. Что касается прекрасного личика Яньцзы, то оно с удивительным упорством проявлялось все четче и четче, возникая в памяти Тубэя в мельчайших подробностях. Обладая своеобразной плавучестью, ее детальный образ из самых глубин настойчиво поднимался на поверхность. Привязанный к сердцу Тубэя, ее всплывающий образ непременно провоцировал у него некоторые страдания, какую-то тягучую боль. Все это проявлялось исключительно по ночам, в его снах. В дневное же время суток у Тубэя все складывалось совершенно иначе, днем на первое место зачастую выходила Юхуань. Ее всевозможные ухищрения в постельных делах не отпускали память Тубэя, который теперь находился во власти сна средь бела дня. Днем воображение Тубэя самопроизвольно витало вокруг тела Юхуань, отчего его бросало в жар. Крайнее возбуждение выпивало все соки из Тубэя, принося тревогу и тоску. Жажда Юхуань и ненависть к ней, словно спутанная конопля, переплелись воедино в его душе. Он категорически запрещал себе встречи с этой женщиной, властным тоном старшего брата приказывая себе остановиться.