Она что-то проворчала, когда я отдала ей сверток, но улыбнулась, увидев фотографию. И тут же поставила ее рядом с телевизором.
Я заметила, что у ее соседки на лице кислородная маска. А вчера она дышала сама. Трудно, наверно, сохранять присутствие духа, когда людям вокруг с каждым днем становится хуже.
– Это ваш мальчик? – спросила другая пациентка. Она только что подошла, опираясь на стойку капельницы.
– Да, – ответила я. Наверняка она все уже обо мне знает.
– Кавайи , – сказала она. «Симпатичный».
Стараясь не обращать внимания на то, что у нее лысая голова, я посмотрела ей в глаза и сказала:
– Спасибо.
Когда она забралась к себе на койку и включила телевизор, окасан наконец заговорила:
– Что со мной не так? Я должна знать.
Я замерла. Я думала, что мы поговорим о погоде или о том, как поживают ее орхидеи. У меня в запасе было несколько историй о ее любимом внуке. Я не готовилась к разговору о ее диагнозе.
– Поговорите с Юсукэ, – сказал я. – Я поняла не все, что говорил доктор.
Она вздохнула.
– Я с ним говорила. Небольшая киста, сказал он. Не о чем волноваться. Но я знаю, что он врет.
Я отвернулась, чтобы она по глазам не узнала правду.
– Я заварю вам чай.
Я чуть не сбежала. Дверь была всего в трех футах от меня. Можно было придумать какой-нибудь предлог – Кей температурит, родители должны позвонить из Америки. Возможно, даже удалось бы уйти красиво. Но когда я сделала чай и подала ей чашку, она заговорила о чем-то другом.
Время летело быстрее, чем я ожидала. Приходили посетители, приносили деньги и пирожные. Я угощала всех чаем и расставляла складные стулья. Пришли женщины из кружка по икебане и с занятий английским, которые посещала свекровь. Юсукэ зашел на полчаса.
Посетители так утомили окасан, что она уснула сразу же, как только закрылась дверь за последним из них. Я сидела рядом и листала журналы, стараясь разобрать, кто из японских знаменитостей с кем спит.
После того, как мать Юсукэ переодели в синюю одежду для операции и положили на каталку, после того, как мы с Юсукэ пожали ей руку и сказали все ободряющие слова, мы перешли маленькую комнату для ожидания.
Там ждали окончания операции и другие люди. Некоторые находились здесь уже довольно долго, если судить по остаткам еды в мусорном ведре. Одна женщина спала на длинном диване, сняв туфли и носки и подложив под голову вязанье. Пятки у нее были все в мозолях. Она тихо посапывала. Люди быстро осваиваются в этой комнате, подумала я, и начинают вести себя, как в собственной спальне. Стыду нет места рядом с тревогой и горем. Когда твой близкий человек на операционном столе или в отделении интенсивной терапии, на аппарате искусственного дыхания, вряд ли тебя будет заботить, как ты выглядишь перед посторонними.