Аня и Игнациус сыграли в грустную игру.
Девочка отвергла мир, родивший ее принцессой, забыла, вычеркнула, прижилась и устроилась вне его.
Он отказаться не смог.
На грани ирреальности и бытия Игнациус устоял мгновение. Грун, похоже, остался хранителем рубежа. «Природа любит внезапную логику».
Третьей, последней дорогой шел Сфорца. Гениальный собиратель чужих видений мира, он добротно выстроил нечто, вложив усилия, но не душу. Зритель дополнил труды до шедевра.
Картины Сфорца — это «мерцающий информационный объект», орнамент на грани превращения в лабиринт. Потому Сфорца и преуспел: подсознательно каждый из потребителей ощущает себя соучастником акта творения. Потому Климов часами смотрит на картины. Там его небо. Там омертвелый сгусток его пути.
«Цвет небесный» — единственное произведение сборника, в котором нет рассказчика. Климов и Сфорца навсегда остались «здесь и сейчас».
Антиох, Игнациус, Сфорца — случайные или профессиональные путешественники по информационному миру — создавали свои творения сознательно. Однако, нецивилизованное бессознательное также способно производить информационные объекты. Тогда возникают монстры.
Монстры не подозревают о существовании людей — последние для них не более, чем ячейки памяти или элементы логических схем. Так что, монстры не могут быть жестокими — человеческие чувства им недоступны. Проблема в том, что они стремятся существовать в неизменном виде, а для этого им приходится модифицировать свойства пространства, ход времени, поведение людей.
«Зверь проснулся, и темная кровь его — запылала. Сетка трещин уже появилась на площадях. Проступала трава, и начались перебои со связью. Электричество отключалось практически каждую ночь».
Город начался с Крепости. Не торговой факторией явился он миру, а столицей военной державы. Вскормленный кровью, он был рожден взрослым и не знал отрочества. Столь велика была сила духа человека, преступившего законы естества, столь ужасна была трагедия тех, чьи кости остались основанием города, столь мрачны были древние легенды диких и серых невских болот, что Город, не имеющий истории, слепоглухой от рождения, обрел личность.
«Добро, строитель чудотворный!
Ужо тебе!»
Не Петр гнался за героем поэмы, но творение Петра, погубившее мать и невесту Евгения, решило отомстить маленькому человеку, который посмел усомниться в его полезности.
«В городе, который на ржавой брусничной воде мановением руки долговязого самодержца возник среди чахлых сосен и болотных мхов, в сумасшедшем камне его, под его больным солнцем, в белых, фантастических его ночах — в городе, где мертвый чиновник гоняется за коляской и срывает генеральскую шинель с обомлевших плеч, а человеческий нос в вицмундире и орденах, получив назначение, отправляется за границу, — в этом городе истории, подобные моей, далеко не редкость.