– Сколько орудий вывели? – спросил он лейтенанта Сливного, когда тот вошел в блиндаж и представился.
Иван Сливный ожидал этого вопроса, но никак не думал, что командир дивизии спросит его прежде всего об этом.
– Никак нет, товарищ полковник, – растерялся было он. – Разрешите доложить? Десятого августа вел бой с танками в селе Питири, подбили и сожгли одиннадцать и четыре бронетранспортера. Потерял связь с полком и отходил на Климовичи, но там были уже немцы, оттуда на Костюковичи, в бою при переправе через реку Ипуть пришлось оставить орудия: кончились снаряды и побиты все лошади. Оттуда пробирались ночами на Брянск, и вот вышли, шестьдесят человек.
– А я уж обрадовался – батарея… Чем теперь воевать будешь? Потерял орудия – сам и добывай как хочешь. Иди, – разочарованно закончил Гришин.
Лейтенант Сливный, выходя от Гришина, был рад, что его не наказали за потерю орудий, оставили командовать батареей. «А орудия я себе найду…» – думал он с облегчением.
– Товарищ полковник, – обратился к Гришину его адъютант лейтенант Мельниченко, – тут несколько человек из полка Корниенко. Помните Дейча, капельмейстера?
– Давай его сюда! – обрадовался Гришин, что теперь и из полка Корниенко кто-то появился.
Вошел младший лейтенант Дейч, маленький, с измученным лицом, но большими живыми глазами. Гришин хорошо его знал – музыкальный взвод Дейча считался лучшим в дивизии.
– Здравствуй, где же твои трубы, капельмейстер? – шутливо начал Гришин.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Трубы остались в Чаусах, на пекарне. Так ни разу и не поиграли. Пока там хлеб получали – нас и накрыли… – Дейч тяжело вздохнул, высморкался, вытер платком, похожим на тряпку, какой бабы со стола вытирают, нос и глаза. – Сначала до Кричева отступали, точнее… быстро шли…
– Драпали, – усмехнулся Гришин.
– Потом в Рославле оказались, оттуда снова в полк попал, в начале августа.
– Что-нибудь знаете о полковнике Корниенко?
– Убило его во время прорыва, числа… девятого августа, вместе с его адъютантом, одним снарядом. Я с ним был. Я и хоронил – сняли ремень, медаль и закопали их в лесочке. А Кузнецов, начальник особого отдела, был смертельно ранен, выводить его не было возможности, оставили ему пистолет, он сильно просил…
– Как же ты вышел?
– Сначала нас было трое. Еще Ремизов, на трубе который играл, и Гибнер, шофер наш. Нарвались как-то на немцев, они кричат: «Иди сюда!» – по-русски, мы подумали сначала, что наши, Гибнер пошел, а я увидел, что это немцы, да и карабин уже с него снимают. Ну и побежали. Ремизова я там и потерял. Целый день ходил с гранатой – чеку выдернул, а бросить некуда, да и страшно, и жалко. Выбирался один, потом пристал к какой-то части. До Родни шли дней девять…