— Всего десять тысяч в месяц? Ты издеваешься надо мной!
— Так тебе же не нужны деньги, — усмехнулся Уолш.
— Естественно! — ответила Паулина и гордо вздернула точеный подбородок. — Мне не нужны деньги как средство приобретения конкретных вещей. Но в качестве эквивалента признания собственных заслуг, я нуждаюсь в них хронически! В этом плане я, можно сказать, нищенка!..
— Сколько же ты хочешь, вымогательница?
— Пятнадцать. И то лишь потому, что ты мне не безразличен. Даже со своим долбаным бюджетом…
— Впиши своей рукой.
— Уже вписала, милый.
— Ты вычистила годовой бюджет контрактников до цента, — сказал Уолш, пряча контракт в ящик стола. — Так что, если тебе свернут голову, не рассчитывай на венок от конторы…
— Когда ты будешь умирать на моих руках, Генри, — ласково ответила Паулина, вставая, — я прикрою твой поганый рот подушкой. Чтобы ты не корчился в агонии…
* * *
…На следующее утро она вылетела в Тель-Авив под вымышленным именем рейсовым «Боингом» авиакомпании «Эл Ал». Полет занял целых одиннадцать часов, включая полуторачасовую стоянку в Хитроу, однако вливаясь в потоке пассажиров в зал прибытия, Паулина чувствовала себя подтянутой и бодрой. Она действительно истосковалась по ДЕЛУ.
В зале прибытия к ней навстречу с истошным криком: «Тетя Эми, я здесь!..» бросилась молодая грудастая особа в кожаной куртке и с распущенными черными волосами. По радостной ответной реакции прибывшей американки вряд ли кто-то мог догадаться, что она не только впервые в жизни видит свою племянницу, но и никогда раньше не знала о ее существовании.
Радостно обнимаясь и перебивая друг друга, как и подобает истосковавшимся в долгой разлуке родственницам, женщины направились к выходу и уже через пять минут сидели в потрепанном «ситроене», запаркованном под мрачным пандусом аэропортовской стоянки.
Закинув сумку гостьи на заднее сидение, брюнетка уверенно тронула машину с места. А еще через сорок пять минут Паулина входила в просторный холл двухэтажного домика, у порога которого ее высадила «племянница». Холл выглядел пустоватым — диван, два кресла, низкий журнальный столик, на котором стояла простая синяя вазочка с полевыми цветами и старинные напольные часы в углу. Одно из кресел занимал совсем старый мужчина с землистым цветом лица. Едва заметные кустики седых волос обрамляли с боков вытянутый череп. Туловище мужчины прикрывал наполовину потертый плед, а его руки — высохшие, с отчетливо расползшимися голубыми притоками вен, спокойно лежали на подлокотниках кресла.
— Простите, что не могу поздороваться с вами стоя, — на хорошем английском произнес мужчина и, с трудом оторвав от подлокотника правую руку, указал ею на кресло. — Располагайтесь, мисс Паулина…