Руки слушались плохо.
— Ну? — нетерпеливо прикрикнула девица, протягивая Мишину дешевую шариковую ручку.
Морщась от моторного зуда в пальцах, Витяня подписал протокол. И тут же кто-то невидимый вновь завел ему руки за спину и сковал их наручниками.
— Правила поведения подследственного в ходе допроса вам известны? — сухо осведомилась девица.
— Да.
— Вы в этом уверены?
— Да иди ты в жопу, подстилка караульная! — вяло огрызнулся Мишин. — Еще объясни, как бляху солидолом чистить…
Выщипанные брови старшего лейтенанта даже не дрогнули. Ее девственные уши, никогда не знавшие серег, слышали всякое…
— Что такое карцер, знаете?
— Мама на ночь рассказывала.
— За любое нарушение правил поведения подследственного в ходе допроса — трое суток в карцере. Понятно?
— Понятно.
— Уведите!..
…Его провели через коридор, подталкивая, заставили подняться на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, втолкнули в тамбур, образованный створками двух прошитых дерматином дверей, и, приоткрыв последнюю, оставили в одиночестве…
* * *
— Ну, здравствуй, сынок, — прошамкал генерал Карпеня из глубины кабинета, с ненавистью разглядывая своего блудного ученика. — Давненько не виделись. Ишь как раздобрел на буржуйских харчах. Аж морда лоснится..
— Здорово, дед…
Мишин сделал несколько шагов к обшарпанному письменному столу (хозуправление КГБ молилось на режим экономии, перебрасывая на базы списанную мебель) и, не дожидаясь разрешения, плюхнулся на жесткий стул.
— Вот кого действительно не ожидал увидеть в этой жизни — так тебя.
— Чего же так печально, Витя?
— Думал, ты уже давно на пенсии, картошку окучиваешь на участке…
— С нашей работы на пенсию не уходят — не тебе рассказывать.
— Святые слова, дед, — кивнул Витяня. — Это мне как раз хорошо известно. С нашей работы — только на тот свет. Вся пенсионная программа за выслугу лет — пуля в ухо, да салют над могилой.
— Окстись, Витя! — Карпеня укоризненно покачал стриженной «под горшок» головой. — На могилах предателей не салютуют.
— Это ты меня считаешь предателем? — Мишин рывком откинул назад соломенную шевелюру и недобро прищурился.
— Ты бежал…
— Верно, — кивнул Витяня. — Бежал от смертного приговора. Который ты же, дед, мне и вынес. Или твои начальники, что сути дела не меняет. Причем вынесли приговор, даже не объяснив, за что…
— Ты давал присягу, — генерал Карпеня упрямо мотнул головой. — Ты был одним из опытнейших офицером Первого главного управления. С колоссальным опытом закордонной работы. В звании подполковника. Имел правительственные награды…
— Присягу я не нарушал, — голос Мишина звучал спокойно. — И ты это знаешь не хуже меня. Просто я никому не давал слово, что подставлю, как баран, лоб для контрольного выстрела. Меня учили драться. Ты сам учил, дед. Так в чем тогда мое преступление?