Идея записать меня в битцевские маньяки была такой подлой, что я даже на секунду поверил, будто вокруг меня действительно происходит спецоперация, а человек, сидящий напротив меня – действительно полковник ФСБ. Я сграбастал его за шиворот и притянул через стол к себе. Меня обдало смрадное дыхание. Изо рта Щеглова воняло гнилью, окурками и чесноком.
– В глаза мне смотри! – крикнул я. – В глаза! Кто ты?
– А-а-а! Испугался? – расплылся Щеглов в пьяной улыбке.
– В глаза! Кто ты? – Я вспомнил фразу, которую кричала не желавшему представляться сотруднику ФСБ одна из матерей Беслана. – Кто твои отец и мать?
Я, наверное, кричал довольно громко. Все посетители ресторана обернулись на меня, а официантка, полная блондинка, едва протискивавшаяся между рядами столиков, подошла и примирительно сказала:
– Мальчики, ну не ссорьтесь.
Я разжал руки, и Щеглов, не удерживаемый больше мною, упал лицом на стол, перевернув так и не выпитую рюмку и заехавши ухом в недавно принесенный ему заправленный майонезом салат. Сопровождавшие поезд охранники как по команде вошли в вагон-ресторан, подняли Щеглова и унесли прочь. Я спокойно расплатился. Допил чай с капровым жуком. И собирался уж было брести по вагонам к своему купе, но тут поезд остановился на большой станции, и это была Тверь.
Двери вагонов растворились. Посетители ресторана и немногие полуночники из других вагонов вышли на платформу покурить. Я тоже вышел. Поезд должен был стоять как минимум минут десять. Я закурил и направился к своему вагону по платформе. У вагона рядом с проводницей стоял прилично одетый и совершенно трезвый молодой человек. Он сказал, поджигая сигарету:
– Ужасная сцена была сейчас в ресторане. Но вы хорошо держались.
– В смысле? – переспросил я, не припоминая, чтобы этот молодой человек был среди посетителей ресторана.
– Ужасно, когда вот так напьются и представляются офицерами ФСБ. Понимаете? Я тоже имею некоторое отношение к конторе, и мне неловко.
– Вы что, сговорились? – Я посмотрел на молодого человека и тут же подумал, что, может быть, они и впрямь сговорились, выбросил окурок под поезд и ушел в вагон, попросив проводницу открыть мне купе.
В темном купе, не раздеваясь, спал на нижней полке мужчина, по комплекции своей достойный того, чтобы служить в спецназе. Я понимал, что мною овладевает усиленная, возможно, водкой мания преследования. Но все же я снял с вешалки куртку, подхватил рюкзак и вышел из поезда вон. Поезд тронулся. Я остался на платформе. Проводница поспешила закрыть дверь, чтобы я не передумал и не вспрыгнул на ходу. Самые худшие ее подозрения оправдались. Я в ее глазах был преступником, раз уж соскочил в Твери, имея билет до Санкт-Петербурга.