Тихонько он засунул руку ей под капюшон и нежно погладил шелковистые волосы.
— Будь ближе ко мне, Катарина, — прошептал он.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они были мягкими и нежными, и ей даже показалось, что они светятся в темноте. Секунду она смотрела на него, удивленная неожиданной переменой.
— Но ты же сказал, чтобы я оставила тебя в покое, — тихо сказала она. — Ты сказал…
— Я был неправ, — он зажмурил глаза и снова открыл их, затем нежно провел пальцами по ее длинной шее. — Я хочу, чтобы завтра ты ехала со мной. И послезавтра, и во все остальные дни.
— Я буду тебе в тягость.
— Ты будешь моим другом и компаньоном, и я буду рад видеть тебя рядом с собой, — Хью перевел дыхание. Он был так груб с ней только потому, что не хотел подвергать ее искушению. Он невыносимо страдал, но считал, что поступает верно. Катарина была прекрасна, молода и жизнерадостна. Он мог бы сколько угодно времени проводить в ее обществе, и ему это бы не наскучило. Так было с того самого дня, когда он встретился с ней, тогда еще совсем девочкой, впервые. Он наивно думал что, когда вернется, она будет все такой же, маленькой веселой девочкой, учившей его читать.
Да, она искушала его. Искушала пусть и несбыточной, но надеждой на счастье. Счастье говорить, смеяться, счастье слушать и быть услышанным. А он все эти три недели позволял себе обращаться с единственной по-настоящему ценимой им женщиной с таким презрением, которого она ничем не заслужила. При этом стоило ей взглянуть на кого-нибудь, как Хью изводился от ревности.
Катарина нежно улыбнулась ему:
— Ты вернулся…
— Я никуда и не уходил, — покачал он головой. — Это ты бродишь, где придется.
— Нет, — тихо возразила она. — Ты отправился в крестовый поход, а вернулся совсем другим. Теренс говорил мне, что в глубине души ты прежний, но я не верила этому. Я видела только, что ты обращаешься со мной, как с чужой, а с чужаками — как со своими лучшими друзьями. Твоя холодность и равнодушие больно ранили меня, и я решила ответить тебе тем же. Я хотела заставить тебя думать, что кто-то, все равно кто, так же важен для меня, как и ты, заставить тебя испытать боль, которую испытывала сама.
Хью покачал головой, и горькая усмешка скривила его губы.
— Может, ты и права, малышка, может, я и вправду изменился.
Катарина вгляделась в его лицо и нежно провела пальцами по небритой щеке.
— Но ты вернулся, рыцарь, которому я писала письма, с которым разговаривала по ночам в течение пяти лет, ты вернулся.
И прежде, чем он понял, что происходит, почувствовал, как мягкие губы коснулись его руки.