Бовуа дрожал от волнения.
Мысли Дюпена заметались, от растерянности у него закружилась голова. Бовуа, сверкая глазами, прижимал к стене кусочек холста.
Дюпен первым обрел дар речи:
– Вы заменили копию копией. Я хочу сказать, что вы решили украсть картину и заменить ее вашей копией, чтобы никто ничего не заметил. Но она уже была украдена – и заменена другой копией. Значит, есть две копии.
Удивление Риваля от слов Дюпена, казалось, стало только сильнее, но затем лицо его разгладилось.
Бовуа вложил кусочек холста на прежнее место.
– Да, я это сделал и горжусь этим.
В голосе Бовуа прозвучал неуместный, смехотворный в данной ситуации пафос.
– Пьер-Луи Пенек был бы доволен моим поступком, он был бы ему очень рад. Он бы перевернулся в гробу, когда его сын унаследовал бы картину и продал ее при первой возможности. Его сын только и ждал этого момента. Он всю жизнь ждал смерти собственного отца! Пьер-Луи Пеннек отдал душу музею. Он был для него очень важен. Для него все здесь было важно – Понт-Авен, его история, колония художников. Вот так!
– Так это вы в ночь после убийства проникли в отель и подменили картину, повесив на ее место копию? – Риваль помолчал, затем продолжил: – Вы повесили свою копию и забрали копию, которая находилась в ресторане. Это та самая картина, которая лежит здесь и которую вы только что порезали ножом…
– Совершенно верно, инспектор. Я был введен в заблуждение. Это я, Фредерик Бовуа! Но было темно, очень темно в ресторане, а у меня был с собой лишь маленький карманный фонарик, а копия просто замечательная. Конечно, она не так хороша, как моя, – могу утверждать это без ложной скромности. В ветвях дерева мазки не совпадают с мазками оригинала.
– Когда вы изготовили свою копию?
Дюпен говорил совершенно спокойно, лицо его выражало высшую степень сосредоточенности.
– О, это было много лет назад. Прошло почти три десятилетия. После того, как Пеннек проникся ко мне доверием. Я стал его экспертом, его советником. Видите ли, Пеннек был хозяином гостиницы, а не искусствоведом или историком искусства. Однако на его долю выпала забота о ценнейшем культурно-историческом наследии – об отеле и картине исключительной ценности. Эта картина – подлинное чудо. Это самая смелая картина Гогена, можете мне поверить. В своей дерзости она превосходит все его остальные творения. Я говорю это не потому…
– Но зачем вы делали свою копию?
– Мне хотелось изучить оригинал, прочувствовать его. Я сделал это из-за восхищения, преклонения… я был просто очарован картиной. Не знаю, понимаете ли вы меня: живопись всегда была моей страстью. Я знаю свои границы, но известными дарованиями я обладаю. Я…