«К июлю 1941 года, после удара немецких войск, у врага – более 100 000 убитых, более 400 000 раненых, уничтожено 7615 танков и боевых машин, 6233 самолета… Маловероятно, что советская власть опомнится от такого ужасающего удара» [225].
Наглядность и простота, – вот каков был самый востребованный на тот момент способ подачи информации. Как ни странно, но если убрать техническое оснащение, то данный метод в психологическом плане можно будет отнести к одному из самых древних. Цари древности сооружали пирамиды из отрубленных голов, переправляли на родину отрубленные части вражеских тел – все это должно было устрашить противника и продемонстрировать «тылу», что война идет по плану.
Именно в немирные времена особенно заметно, что идущий семимильными шагами прогресс меняет лишь какие-то внешние проявления в человеке.
Исторические аналогии. Пропагандисты Третьего рейха в силу мировоззренческой позиции своего фюрера вообще то и дело вынуждены были обращаться к историческим примерам: то для обоснования избранности германцев, то для доказательства злокозненности мирового еврейства. Во время войны необходимость в подобном погружении в глубины истории возникала, как правило, тогда, когда положение на фронте складывалось не лучшим образом. К чему еще апеллировать в безнадежной ситуации, как не к героическому прошлому своего народа? Если происходящее беспримерно, то подойдут и другие исторические либо мифологические аналогии.
После того как ситуация с немецкой армией, запертой в Сталинградском котле, потребовала отклика немецких средств массовой информации, то, в частности, ими была растиражирована речь Геринга, в которой он сравнивал гибнущих солдат с нибелунгами: «Они тоже стояли в зале, полном огня, полыхавшем от пожара, утоляя жажду собственной кровью. Они стояли до последнего»[226].
Позже в газетах будет приведен еще один исторический пример: противник смог победить лишь благодаря численному превосходству, так же как в свое время персы буквально смяли при Фермопилах маленький отряд из трехсот спартанцев во главе с царем Леонидом.
В самом конце войны, когда потребовались факты, имевшие мировое значение, Геббельс писал в своих дневниках: «Фюрер дал мне указание опубликовать в немецкой печати подробные рассказы о Пунической войне. Пуническая война наряду с Семилетней – это тот великий пример, которому мы пока можем и должны следовать. Собственно говоря, она еще больше подходит к нашему положению, чем Семилетняя война, так как в Пунической войне речь шла более о всемирно-историческом решении, последствия которого сказывались на протяжении нескольких столетий. Да и столкновение между Римом и Карфагеном, в точности как нынешнее из-за Европы, было решено не в ходе одной войны, и то, кто будет руководить античным миром – Рим или Карфаген, – зависело от храбрости римского народа и от его руководства».